Моральное животное - Роберт Райт

Важную роль при этом играет наличие половой жизни у мужчины (и ее интенсивность). Как заметили канадские ученые Мартин Дали и Марго Уилсон, «любое существо, находящееся на пути к полному репродуктивному провалу», должно изо всех сил стараться переломить ситуацию[214], иными словами, естественный отбор вряд ли был милостив к генам мужчин, которые не начинали активно искать секса при длительном его отсутствии. Насколько известно, Дарвин до женитьбы так и не познал женщину[215]. А много ли нужно, чтобы возбудить мужчину после столь продолжительного воздержания? Когда «Бигль» пришвартовался в Перу, Дарвин, сойдя на берег, увидел элегантных дам в вуалях, приоткрывающих лишь один глаз, но «этот глаз настолько блестящ и черен, настолько темпераментен и выразителен, производит неизгладимое впечатление»[216]. Неудивительно, что, когда Эмма Веджвуд ответила согласием (что сулило скорые плотские радости), у Дарвина потекли слюнки, причем в самом буквальном смысле (см. цитату из его дневника, поставленную эпиграфом к данной главе).

Я не берусь определить точное соотношение любви и похоти в сердце Дарвина по мере приближения дня свадьбы; относительная репродуктивная ценность данных чувств у человека слишком часто колебалась от случая к случаю и от тысячелетия к тысячелетию. За несколько недель до свадьбы Чарлз записал в своем дневнике: «Что происходит в голове мужчины, когда он признается в любви… Это слепое чувство, вроде сексуального влечения… Любовь – это эмоция… Важная… Зависит ли она от других эмоций?»[217] Трактовать данный отрывок сложно, но нам важно лишь, что любовь и сексуальное влечение упоминаются рядом, значит, для Дарвина в тот момент так или иначе оба чувства были связаны. Кстати, в предположении о том, что любовь может иметь корни в других чувствах, угадывается главное направление современного дарвинистского подхода к человеческой психологии.

А что же чувствовала в тот момент счастливая невеста? Исходя из нашего наблюдения, согласно которому перед перспективой секса мужчина наращивает активность, а женщина осторожно притормаживает, можно предположить, что пыл Эммы перед свадьбой был гораздо меньше, чем у Чарлза. Конечно, так бывает не всегда – в игру могут вступать дополнительные факторы, – но обычно женщины все же больше нервничают перед консумацией. Запрет на сексуальные отношения до брака в викторианском обществе наделял женщин властью… но только до свадьбы. Вот почему английские джентльмены в XIX веке (в отличие от наших современников) так торопились под венец после обручения, а леди (опять же в сравнении с нынешними дамами) всячески оттягивали сей момент. И Эмма вела себя точно так же. Через несколько недель после помолвки она предложила отложить свадьбу до весны – Чарлз настаивал на зиме. Тогда Эмма сослалась на чувства своей сестры Сары Элизабет, которая, будучи на пятнадцать лет ее старше, все еще не состояла в браке и в связи с этим очень переживала. В письме же к сестре Дарвина Кэтрин она искренне признавалась: «К тому же я должна хотеть этого сама» – и молила: «Милая Кэтти, убеди Чарлза сбавить обороты»[218].

Дарвин привлек на помощь все свое красноречие, чтобы приблизить желанный медовый месяц: «Отсрочки терзают мое сердце – я не могу дождаться счастливой минуты, когда наконец смогу назвать тебя своей женой» (увы, не помогло). И даже после того, как дата свадьбы была окончательно назначена, он все равно беспокоился, что Эмма вдруг снова все отложит или вообще передумает. Ее письма к нему написаны тепло, но без страсти. Он убеждал: «Я искренне молюсь, чтобы ты никогда не пожалела о том великом и, смею сказать, благом шаге, который совершишь во вторник». Эмма не спорила, однако и восторгов его не разделяла: «Мой дорогой Чарлз, не стоит тревожиться, что я буду менее счастлива, чем ты. И событие, которое произойдет 29 января, я считаю радостным, хотя, возможно, и не столь великим и благим, как ты»[219].

Конечно, существует вероятность, что подобная сдержанность Эммы была связана не с женскими страхами перед консумацией, а с особенностями ее характера (сантиментами она никогда не страдала[220]) и нюансами их отношений с Чарлзом. Возможно, ее насторожило (вполне обоснованно) состояние его здоровья. Так или иначе, но факт остается фактом: единственная причина, по которой нынешних мужчин так сложно затащить под венец, в том, что путь к алтарю перестал быть единственным путем в спальню.

После медового месяца

Первая брачная ночь меняет расстановку сил. Женщины дольше присматриваются, но, когда выбор наконец сделан, отдаются страсти с головой. Если уж леди сочтет джентльмена достойным кандидатом для продолжения рода, она будет более генетически заинтересована в том, чтобы его удержать. И тут поведение Эммы согласуется с нашими предположениями. Через несколько месяцев после свадьбы она признавалась: «Я не могу высказать, какое счастье он мне дарит, и как нежно я люблю его, и как я признательна за его пылкие чувства, которые с каждым днем больше и больше наполняют меня счастьем»[221].

У мужчин все совсем иначе – получив желаемое, они склонны терять интерес. Значит, их заверения в любви не больше, чем самообман, и стоит жене забеременеть, как они отправятся на поиски новых приключений? Вероятно. Однако у Дарвина подобного охлаждения мы не наблюдаем. Спустя несколько месяцев после свадьбы (и несколько недель после зачатия первенца) он записал в своем дневнике: «Теплое отношение к жене и детям доставляет мужчине удовольствие безотносительно к его собственным интересам». Рискну предположить, что его чувства к Эмме были все еще глубоки[222]. Почему?

Судя по всему, сексуальная сдержанность женщины не просто разогревает мужчин (настолько, что они готовы давать любые обещания – «мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас» – и даже верить им), но и позволяет впоследствии надолго удержать их интерес (тут нельзя не вспомнить комплекс «мадонны – блудницы»). Если женщина найдет в себе силы устоять перед ухаживаниями до брака, то мужчина с большей вероятностью не потеряет к ней уважения и привязанности наутро (и на многие годы вперед). Он может совершенно искренне признаваться в любви разным женщинам, но ценить будет лишь тех, которые не сразу пали под его натиском. Сдается мне, в тогдашнем осуждении добрачного секса имелась толика мудрости.