Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Пушкин и императрица. Тайная любовь - Кира Викторова

Пушкин и императрица. Тайная любовь - Кира Викторова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 50
Перейти на страницу:

Пир в сияющих чертогах Клеопатры дан как бы в ретроспекции ожившей картины «веселых гостей» и «застольных чаш», гремящих некогда в «светлице» Рогнеды:

И вот знакомая светлица… Чертог сиял. Гремели хором
Все тихо. Нет гостей веселых – Певцы при звуках флейт и лир
Застольны чаши не гремят… Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир.
«Вадим» 1822 «Клеопатра»

Это, скрытое от «непосвященных» тождество пиров Новгорода и Александрии, выявляет «сладостное вече» лицейской годовщины 1825 г.

На пир любви, на сладостное вече
Стеклися вы при звоне мирных чаш… —

ем самым создавая тройную экспозицию «пиитов любви», то есть некой действительности, не данной прямо, но создающей большую смысловую перспективу, где «Царское Село – Новгород – Александрия» наслаиваются друг на друга, «как образ входит в образ и как предмет сечет предмет».

Первую здравицу вдохновенный Пушкин («я вдохновен о, слушайте, друзья!») – призывает выпить в «честь нашего союза»:

И первую, друзья, полней!
Да здравствует, да здравствует Лицей!

Вторая чаша представляла загадку, думается, только для исследователей:

Полней, полней! И сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого ж?.. О други! Угадайте…
(2,2,472)

Обилие восклицательных знаков и многозначительные многоточия – умолчания говорят о том, что вторую здравицу, сердцем возгоря, Пушкин и «лицейские трубадуры» выпьют не за царя («Ура наш царь – так выпьем за царя»), а за Ту, которая подобно «певцу дубрав» – юному поэту (и «свя-щенносадовой Венере») – бродила некогда во мгле своих священных рощ.

Когда на небо мрак находит
Она одна с тоскою бродит
В прозрачной мгле своих садов
Вокруг озер…

то есть за царицу «Клеопатру» Лицея? Иначе чем объяснить выбор эпиграфа к Лицейской годовщине 1825 г. именно из 37 оды Горация?

Итак, Клеопатра угощает своих поклонников «на лоне красоты»:

Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир
Сердца неслись к ее престолу.
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивной головой…

Гости в недоумении:

И пир утих и будто дремлет
И снова взор она подъемлет
И с видом ясным говорит:
Внемлите ж мне: могу равенство
Меж вас и мной восстановить…
(2,2,681)

Мысль Клеопатры восстановить равенство меж собой (!) и влюбленными «певцами» ценою жизни (!) восхищает Пушкина:

Нет, ум наемницы презренной
Столь чудной мысли не родит!

В этом отрицании римской характеристики – уже существенное различие Пушкинской царицы Египта от всех трактовок древних и новых времен. Обратим внимание и на редакцию 1828/35 гг., где повествование начинается с гнетущей тоски Клеопатры:

Зачем печаль ее гнетет?
Чего еще не достает
Египта древнего царице?..
В своей блистательной столице
Боготворима как Весна… —

отождествляет Пушкин свою Клеопатру с Прозерпиной, Артемидой и Афродитой, что подтверждают дальнейшие ее «метаморфозы»:

То звероловицей Дианой
Как идол стройной и румяной
В садах является она
И с плеч и с ног обналсена…
Она Кипридою порой
Плывет в Триреме золотой…
(ПД216)

Варианты стихов:

Когда на небо мрак находит
Она одна с тоскою бродит
В своих садах, вокруг озер
Или по темным переходам
Она заходит…
В покои тайные дворца
Где ключ угрюмого скопца
Хранит ей отроков невольных
Ее присутствием они…

Архитектурная деталь перехода из дворца в покои отроков, волнующая недоговоренность последнего стиха, звучащая непроизвольной исповедью, наводит на мысль, что речь идет о «кельях» спящих лицеистов, ибо именно в темных углах лицейских переходов являлась отроку Пушкину его Муза в автобиографических строфах УП1 гл. «Онегина»:

В те дни – во мгле дубравных сводов
В углах лицейских переходов
Являться муза стала мне
Моя студенческая келья
Вдруг озарилась…

Нельзя не заметить и той странности, что наряды «Александрийской» Дианы тождественны предметам туалета «мсье Онегина», которые «по ботническим волнам» доставляли ему Лондон и Париж:

[…] Все земли
Волны всех морей
Несут свои наряды ей.
Она беспечно их меняет.
То в тирском золоте сияет
То одевает фивских жен
Тяжелый, пурпурный хитон.

Небезынтересно, что «чудеса» чертогов Клеопатры:

Полны чудес ее чертоги
Там блещут мраморные боги
В златых кадилах вечно там
Сирийский дышит фимиам, —

тождественны чудесам дворца «Черномора», где Людмила, проснувшись «под гордой сенью балдахина» (!), вдыхала тот же «фимиам»:

Повсюду ткани парчевые
Кругом курильницы златые
Подъемлют ароматный пар…
(«Руслан и Людмила»)

Картины неги во дворце Клеопатры: «Фонтаны бьют, горят лампады И сладострастные прохлады Земным готовятся богам».

Описание фонтанов «Александрии» в отрывке «Мы проводили вечера на даче» – «порфирные львы с орлиными головами изливают водометы из клювов позолоченных», как и перечисленное выше – туалеты и убранство покоев «земных богов» – напоминает величественный стиль «ампир» эпохи наполеоновских войн, проникнувший во дворцы Петербурга, Царского Села и Петергофа в конце ХVIII века. Более того, завершающие стихи поэмы о Клеопатре:

Под сенью пурпурных завес
Блистает ложе золотое… —

прямо отсылают к описанию спальни покинутой супруги Александра I – Елизаветы Алексеевны: «…Спальня имела что-то величественное: стены, обитые пурпурным бархатом и золотой парчой, разделяли ее надвое золотой гирляндой. Над кроватью был точно такой занавес (то есть пурпур с золотом. – К. В.), местами стояли мраморные и золотые статуи. В середине ванны был устроен фонтан. Над ванной висел балдахин, из которого капали духи», – вспоминает П. М. Дараган.

И кто еще, о боги, мог
Переступить ее чертог
Войти в волшебные палаты
И таинства ее ночей
(др. вариант: печаль ее ночей)
Уразуметь в душе своей…

Думается, что никто, кроме Пушкина.

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 50
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?