Тюрьма, зачем сгубила ты меня? - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Век воли не видать.
– Ну что ж, повезло тебе, мужик, – обращаясь к Вадиму, сказал подобревший смотрящий. – Братва зря говорить не будет. Так что живи…
– Магарыч с тебя, мужик, – подмигнул ему Мотыль.
– Да я! Да у меня!.. Все, что надо…
– О том, что надо, завтра потолкуем, – сказал Ревун. – А сейчас на массу дави, поздно уже…
Вадим вернулся на свою шконку в статусе прощенного, но еще не полноправного арестанта. А ведь блатные могли бы опустить его до птичьих прав…
Андрей знал, что такое зубная боль, намаялся в свое время после неудачного лечения. Точно в такую же ситуацию попала сейчас и Олеся. Два дня назад у нее разболелся зуб, позавчера сходила в стоматологию, вчера места себе не находила от ноющей боли. К дантисту идти было бесполезно, потому как он заранее предупредил, что какое-то время ее будет мучить остаточная боль.
«Я никогда тебя ни о чем особо не просила, – сквозь слезы сказала она. – А сегодня прошу, останься со мной, не ходи на службу…»
Пришлось звонить начальнику изолятора, выпрашивать отгул. К счастью, Бугримов поверил, что нет у него иного выхода, как остаться дома.
Весь день Андрей просидел с Олесей, страдая вместе с ней. И только сегодня утром собрался идти на службу.
– Мне плохо, а ты уходишь, – капризно и с укоризной сказала Олеся.
Выглядела она неважно: бледная, изможденная. Боль, похоже, и не собиралась отпускать ее.
– Дел очень много, – виновато сказал он. – Да Бугримов день только дал…
На самом деле начальник тюрьмы не ограничивал его во времени, но в любом случае Андрей не мог позволить себе прогулять два, а уж тем более, больше дней.
– Если хорошо попросишь, еще даст.
– По телефону хорошо не попросишь. Лично с ним говорить надо… Я поговорю, он отпустит. Думаю, после обеда на службу не выйду…
На проходной Андрея встретели новостью – прошедшей ночью снова, в коридоре третьего этажа, было замечено привидение.
Как в прошлый раз, призрак попал в объектив камеры наблюдения. Начальник караульной службы показал Андрею запись.
Облачный силуэт поднялся по лестнице, коснувшись рукой железных перил, двинулся вдоль по продолу и пропал, исчез из сектора, который обозревала камера.
– Сегодня надо ждать трупа, – напряженно улыбнулся Репняк.
– Ты в это веришь? – задумчиво спросил Сизов.
Ему не давала покоя некая техническая декоративность в поведении призрака.
– Нет. Но, признаться, меня радует мысль, что сегодня ночью я не дежурю.
– А ну-ка, еще раз прокрути картинку, – попросил Андрей.
И снова на экране монитора появилось привидение. Снова поднялось по лестнице, снова проделало свой путь… Путь, который зафиксировала камера.
– Какой же я балбес! – с досадой хлопнул себя по лбу Андрей. – Ты посмотри, призрак постоянно в ракурсе!
– И что? – озадаченно глянул на Сизова Репняк.
– А то, что камера с поворотным устройством, у нее цикличный ритм движения. Цикличный! Она поворачивается автоматически, но такое ощущение, что за ней стоит некий оператор, который направляет ее на призрака…
– Что, еще один призрак? – забеспокоился Репняк.
– Нет, конечно… Не камерой управляет призрак, а камера управляет им. И управляет и направляет… Мне нужно осмотреть камеру.
Видеокамера была самой обыкновенной, корпусной, аналоговой, но с преобразователем в цифровой сигнал. Андрею показался подозрительным дополнительный глазок под основным объективом. Похоже было на часть заводской конструкции, но Андрей все же запросил паспорт на модель.
Паспорт отыскался не скоро, но, как бы то ни было, Андрей получил полное представление, как должна выглядеть камера. Дополнительного глазка там не было. Но в металлическом корпусе имелась резервная пустота, куда можно было установить сверхкомплектное устройство. И кто-то сделал это. Кто? И, главное, зачем?
– Похоже, на проектор, – в раздумье сказал Андрей. – Уж не он ли проектирует нам привидение?
– У меня дома есть проектор, – отозвался Репняк. – Он изображение по стенке размазывает. А это движется в трехмерном пространстве…
– Ты про голографическое изображение слышал?
– Слышал. Картины есть голографические, излучатели там под ними. Красиво, говорят, но картины неподвижные. А тут движение…
– Сначала появились картины, потом кинокартины. Сначала неподвижные голограммы, затем подвижные. Революционными технологиями сейчас никого не удивишь…
– Ну да, ну да… Что делать будем?
– Бугримову пока доложу, вместе думать будем. Только ты пока никому ничего не говори… Я не знаю, кто всем этим занимается, но у него могут быть сообщники…
– Сообщники?!
– А по-твоему, трупы на пустом месте появляются? Эти трупы кому-то нужны… Знать бы, кому…
Сизов почему-то думал, что начальник изолятора с привычным для него скепсисом отнесется к его открытию. Но нет, Бугримов схватился за него, как тонущий на экзамене двоечник за подсказку.
– Я же нормальный человек, я же понимаю, что не могут у нас водиться призраки…
Он был так взбудоражен, что не усидел на своем месте, сделал круг по кабинету, пошел на второй.
– Что-то не то, думаю, что-то не то… Все камеры осмотрели? – спохватившись, резко спросил он.
– Нет. Пока только одну.
– Надо осмотреть все. А проектор экспертам надо показать. Если это проектор…
– В любом случае показать надо, – сказал Андрей.
– Да, конечно. Но это моя забота. А ты другим делом займись. Если после призрака труп должен появиться, то этой ночью, как я понимаю, должно случиться чэпэ. А оно, сам понимаешь, нам не нужно…
– Понимаю.
– Сколько у нас таких трупов?
– Три. Горбушин, Михалев и Карцев.
– Какая между ними взаимосвязь?
– Все трое умерли от острой сердечной недостаточности. Но это единственное, что связывает первого с двумя другими. А между Михалевым и Карцевым связь есть. Один подставил другого, а потом надругался…
– Но не от угрызений же совести умер Михалев?
– Уверен, что нет, – тускло улыбнулся Сизов.
– У Карцева, предположим, был стресс…
– Вряд ли он умер от этого…
– Тогда – от чего?
– Думать надо.
– Думай, майор, думай. И знай, спуску я тебе не дам. После обеда, в пятнадцать ноль-ноль жду тебя в кабинете… Да, и еще: никому ни о чем пока не говори. Шум нам поднимать ни к чему… Кто знает о твоей находке?