Безумие Дэниела О'Холигена - Питер Уэйр

Алисон вышла из комнаты. Дэниел услышал, как открылась входная дверь.

— Прости, Джиндж. Прости, — сказала она и исчезла.

День угас. Дэниел включил свет в гостиной и продолжал читать. Он перелистнул несколько страниц и наткнулся на статью «Зеленый Рыцарь и концепция приключения» Туда Кнутсена из Стокгольмского университета. Дэниел напрягся и попытался сосредоточиться на следующих строчках:

«Хотя жизнь рыцаря может состоять из множества приключений в современном смысле слова, необходимо помнить, что слово „приключение“ происходит от староанглийского „aventure“, обозначавшего скорее „случай“, нежели „проделку“. Таким образом, когда Зеленый Рыцарь едет по опасному пути навстречу Гавейну, который обезглавит его при дворе короля Артура, и когда Гавейн отвечает на вызов, их путь, в действительности, — это духовное паломничество к колесу Фортуны, где рыцари в благородном порыве предают себя на волю его кружения. Преклонение перед роком и есть глубинная подоплека всех турниров, всех смертельных поединков и поисков реликвий, ибо вовсе не усилия и не триумф делают стремление священным, а наброшенный на них покров судьбы».

Выскользнувший из пальцев «Медиевист» шлепнулся на пол, и Дэниел почувствовал, что его жизнь расползается по швам. Когда он встал, комната закачалась, и он уцепился за слова Туда Кнутсена, как за единственную на свете вещь, способную спасти его от падения.

— Алисон!

Но ее уже не было. Стало темно. Дэниел поднял с пола «Медиевист» и попытался читать дальше. Строчки прыгали перед глазами. Он немедленно бросил бы себя на опасный путь Фортуны и помчался бы в ее объятия. Или это было ее «колесо»? Он не мог ни о чем думать. Все чувства — в полном затмении. Дом сжался, когда он вылил на рубашку остатки кьянти и, покачиваясь, поковылял туда, где зеркало отражало его размытое подобие.

— Профессор Кнутсен! — закричал он лицу в зеркале. — О'Холиген. Дэниел О'Холиген. Последний из Зеленых Рыцарей. Я прочешу весь город в поисках Креспена де Фюри, которого прикончили неверные.

Отражение глумилось над ним: «Ты трус! Тебе нечего терять, а значит, ты ничем не рискуешь. Фортуна смеется над тобой!»

— Я рискую жизнью. Ей угрожает ужасная опасность, ибо я вне себя от бешенства! — закричал Дэниел стеклу.

Отражение несколько мгновений взвешивало эти доводы.

— Фортуна требует, чтобы ты всегда путешествовал на полной скорости.

— Согласен, — ответил Дэниел, зигзагами отправился через кухню к задней двери и выпал со ступенек в ночь.

«Триумф» завелся, как обычно, легко. Зеленый Рыцарь выехал со двора и свернул на улицу, а с нее на шоссе, ведущее в город. Оказавшись в потоке автомашин, он стремительно набрал через все передачи скорость, дал максимальный газ и склонился над бензобаком, на котором виднелась стрелка спидометра, карабкающаяся среди отраженных в стекле танцующих городских огней. Три лица материализовались на ярко освещенном приборе: цветное, должно быть Зеленый Рыцарь; старое и безумное, наверное Креспен де Фюри; обветренное и львиное, без сомнения — Туд Кнутсен. Дэниел назвал их по именам, но, похоже, они его не слышали, ибо о чем-то бешено спорили, а когда стрелка спидометра взмыла над их головами, отмечая скорость сто миль в час, они, вконец обезумев, упали на колени. Дэниел надежно удерживал газ и ждал смерти.

В ту ночь полицейские Моран и Бессант патрулировали район старого города, когда до них дотянулись щупальца Дэниелова «случая» и вывели их на улочку под эстакадой, у протезной мастерской. Моран посветил фонарем в витрину мастерской и с отвращением на нее отреагировал. Преувеличенная сцена аварии была создана с использованием забрызганных кровью протезов, разбросанных среди дорожных знаков и мигающих сигнальных огней. В конец поврежденный манекен лежал, придавленный разбитым мотоциклом. Реализм достигался, среди прочего, тем, что у манекена шла изо рта кровь, а сам он, казалось, был вдавлен в землю чудовищным весом мотоцикла.

— Гребаный натурализм, — высказался Моран, — ничего общего с реальностью.

После чего Бессант унюхал запах дыма, заметил за зданием огонь, и они побежали по улочке к задворкам мастерской. Прорванный бензобак «Триумфа» полыхал на земле, там где был сорван ударом мотоцикла о заднюю стену. Страшная инерция перекинула обломки мотоцикла на середину мастерской, а все остальное швырнула в витрину. В направлении, откуда прибыл Могучий Мотор сквозь акр плотной лантаны,[55] пролегла просека вплоть до разбитой изгороди, а дальше валялась беспорядочная куча дорожных знаков вроде тех, что они уже видели в витрине. Но ведь это глухой тупик. Из какой преисподней появился здесь мотоцикл? Мысли обоих полицейских двигались со скоростью ледника, но в конце концов они подняли головы на залитый светом полумесяц эстакады, перекинутой через ночное небо семьюдесятью футами выше, и обнаружили пробитую в ограждении прореху.

— Бог мой! — прошептал Моран, пока его глаза прослеживали феноменальную дугу полета мотоцикла.

— Черт возьми! — пробормотал Бессант. Они повернулись и неуверенно вошли через курящуюся брешь в стене мастерской.

Бригада «скорой помощи» никогда еще ничего подобного не встречала. То, что Дэниел жив, казалось почему-то самым большим кошмаром. Алисон и Эмили просидели в больнице всю ночь, пока Дэниел отказывался умирать. К утру его выкатили из операционной в сопровождении хирурга с усталыми глазами, который дал ему слабую надежду прожить еще день.

В городе работники протезной мастерской разбирали руины своих интерьеров и сваливали обломки мебели, станков и мотоцикла в пеструю кучу. Пожарные и газетные репортеры вместе с полицейскими и страховыми агентами копались в обломках, и никто не обратил внимания на смуглого бородача, прочесавшего пол мастерской, витрину и даже кусты лантаны снаружи в поисках остатков мотоцикла и погрузившего все, что он нашел, в «фольксваген».

К тому времени, как Алисон и Эмили вернулись из больницы, Ларио привез домой останки Могучего Мотора и аккуратно свалил их в боковой комнате дома. Он как раз раскладывал их по кучкам, когда вошла Алисон и рухнула на кухонный стул, потрясенная и изможденная.

— У него есть шанс. Крохотный, но есть.

— Нас к нему не пустили, — голос Эмили помертвел от беспокойства. — Ни одного живого места.

— Чепуха, — Ларио подпрыгнул с корточек, потер ладони и волнообразно махнул в сторону обломков. — За то время, что я буду чинить мотоцикл, врачи починят его. Через пару месяцев оба будут на ходу.

— Его мотоцикл! Так вот что это такое?! Ларио, я не вынесу этот хлам в доме. Что если он умрет?

Вся чрезмерность Ларио как-то вдруг сникла, его солнце померкло так внезапно, что Алисон заставила себя утешительно улыбнуться, и это придало ему еще большее рвение.

— Ты что, не понимаешь, Али? Я позову на помощь финков,[56] и когда его выпишут — все будет готово. Представляешь его удивленное лицо?