Чарующий вальс - Барбара Картленд

— Значит, вы поселились в его лагере?

— Царь был добр ко мне, мы подружились. Но меня не интересует конгресс и его отношение к нему, — твердо сказал Ричард.

— Но если царь покровительствует вам здесь, он, может быть, предложит вам пост в Санкт-Петербурге?

— Я бы предпочел Париж, ваше превосходительство.

— Многие хотят туда, — заметил Талейран, — но Париж уже переполнен. Боюсь, молодой человек, ничем не смогу вам помочь.

Ричард откланялся. Еще только увидев это холодное непроницаемое лицо, он знал, что Талейран откажет ему. Да, собственно, чего можно было ожидать от человека, предавшего всех, кому служил раньше. С какой стати он будет добрым к Ричарду, какая ему от него выгода?

Ричард мог бы напомнить Талейрану о том, как его отец, Джон Мэлтон, спас его в самую критическую минуту его карьеры, но сдержался. Не зря же князь сказал, что у людей короткая память.

Он вышел в приемную и огляделся. Посетители ожидали аудиенции, придав лицам равнодушное, скучающее выражение, с каким и сам Ричард просидел здесь целую неделю. Когда он проходил мимо, один из них поднялся и вместе с Ричардом пошел вниз по широкой мраморной лестнице.

— Удачно?

Это был мужчина средних лет с обветренным лицом, видимо военный, для которого настали трудные времена.

— Нет, — горько ответил Ричард.

— Неудивительно. Талейрану проще перерезать собственное горло, чем сказать человеку хоть одно доброе слово. Однажды я слышал, как Наполеон Бонапарт в присутствии всего двора назвал его куском дерьма в шелковых чулках. Он был прав, а князь не изменился.

Идя домой, Ричард посмеялся над таким определением, но утешительного в этом было мало. Хотя и глупо было надеяться, что Талейран из чувства признательности отцу поможет ему, но попытку получить какую-нибудь, пусть незначительную, должность, нужно было сделать. Даже небольшая, плохо оплачиваемая, она позволила бы ему просить руки Вайды. А что он может предложить ей, сейчас — без видов на будущее, не имея ни малейшей возможности постоянного заработка?

После пожара Ричард, оставив Хофбург, переехал жить к баронессе Валузеи, и каждый вечер они втроем обсуждали их будущее, строили планы, но всякий раз приходили к одному и тому же выводу — одной любовью сыт не будешь.

Тогда-то Ричард и подумал о князе Талейране и рассказал баронессе и Ванде о своих намерениях; с высокими надеждами и оптимизмом он отправился во дворец Кауница. Однако, проводя день за днем в ожидании аудиенции и наблюдая за толпой разочарованных посетителей, он понял, что надежды его тщетны. Теперь, после стольких дней ожидания, оказалось, что он не продвинулся ни на шаг в своих чаяниях на удачу, и откровенно рассказал об этом Ванде и баронессе.

— Но мы любим друг друга! — в сотый раз повторяла Ванда.

— Пойми, девочка, любовью не накормить голодного, ею не разожжешь камин и на нее не купишь мужу новое платье взамен изношенного, — убеждала баронесса.

— Так что же нам делать?! — воскликнула Ванда.

Отчаяние на ее милом лице, ее дрожащие губы, слезы в ее синих, глазах — Ричард не мог этого вынести, он пытался придать себе уверенность, которой на самом деле не чувствовал.

— Я что-нибудь придумаю, — обещал он. — Верь мне! Как просто было убедить ее в том, что все образуется! Опять сияли ее огромные глаза, нежный румянец появлялся на щеках… А Ричард продолжал мучаться, искать хоть какую-нибудь зацепку, чтобы спасти их будущее.

Как странно было все в Вене… Звучала музыка, сверкали драгоценности, а что было за этим? Он слышал разговоры баронессы и ее приятельниц о том, что некоторые потратили последние деньги, лишь бы появиться здесь, напомнить о себе. Они блистали на банкетах и приемах, а возвращались спать на заброшенный чердак и голодали до следующего званого обеда. И теперь, размышляя о собственном бедственном положении, он поверил в это, да и многое другое стало для него отчетливо ясно.

Он не мог объяснить баронессе и Ванде, почему он не смеет обратиться за помощью к Александру, который наверняка не оставил бы его в беде. Между ними стояла Екатерина, и они оба знали это.

Ричард видел княгиню на балу, где он был с Вандой и баронессой. Она улыбнулась ему издалека, но поговорить с Екатериной наедине ему не удалось. Как это свойственно мужчинам, он уже начал забывать о том, что было с ними. Казалось, и Ванда приходит в себя после страшных потрясений, пережитых в маленькой гостиной у графа Разумовского. Она была счастлива и весела и боялась лишь одного — разлуки с Ричардом.

Как-то баронесса заметила:

— Вы лишаете Ванду видных кавалеров. Я уже подумывала о двух приличных партиях для нее, но она теперь и слушать не желает о них. Перестала замечать всех, кроме вас.

— Очень рад, что это так! Вы полагаете, во всем виноват я? — спросил Ричард.

Баронесса улыбнулась, взглянув на его красивое лицо:

— Я уже говорила вам однажды: ваша любовь с Вандой — безумие, но я отдала бы все на свете, чтобы быть такой же молодой и такой же сумасшедшей.

Ричард очень привязался к баронессе Валузен. Как и Ванда, он понял, что ее язвительное остроумие — это единственная защита от одиночества: красота ушла, а те, кто любил ее, покинули этот бренный мир.

— Иногда я задумываюсь, что тоже когда-нибудь состарюсь, — прошептала ему однажды Ванда, — но я знаю, что если бы у меня не было вас или хотя бы памяти о вас, я бы предпочла не жить совсем или умереть сейчас в ваших объятиях!

Он целовал ее тогда так неистово и страстно, словно боялся, что судьба может разлучить их завтра. Каждая минута рядом с Вандой была бесконечно дорога, так как скоро им, возможно, придется расстаться.

— Ричард, я так люблю вас! Вы думаете, я боюсь бедности? Я буду готовить для вас, штопать носки и, если Бог будет милостив к нам, растить ваших сыновей.

Она покраснела от своей невинной откровенности и спрятала лицо на его груди. Ричард был в отчаянии, у него не оставалось надежды на то, что им удастся пожениться. Как он сможет содержать жену и детей? Будь они в Англии, он мог бы решиться на этот шаг. Там есть старый дом, крыша над головой, и верные друзья.

А чем он обладает здесь, в Европе? Несколько золотых монет и преданность верного Гарри. Несмотря на отчаяние, Ричард улыбался, думая о нем. Хотя Гарри всегда очень ревниво относился к женщинам Ричарда, считая их недостойными своего хозяина, Ванду он полюбил сразу. Он стал ее преданным рабом. Она с удовольствием слушала его рассказы о прошлом и считала, что у него замечательное чувство юмора.

— Он такой забавный, — то и дело повторяла Ванда баронессе и Ричарду, вытирая слезы, выступившие от смеха после очередной шутки Гарри.

— Он вообще не умеет себя вести, — заявляла баронесса, но глаза ее смеялись. — Он совсем не похож на слугу.

— Мне тоже так кажется, — согласился Ричард. — Он просто наш друг.