Белые тела - Джейн Робинс

Мама держит путь ко мне, идя мимо могил и шатаясь на высоких каблуках, я улыбаюсь ей, чувствуя прилив нежности. Я помогала выбрать шифоновое платье в цветочек с неровным подолом, которое сейчас на ней, и ярко-розовую шляпку. Немного беспокоюсь из-за ее татуировки на лодыжке, но она не так плоха, как я опасалась.

– Ты выглядишь чудесно.

Отмечаю, что ее лицо выглядит свежо и молодо. Когда мама перебирает с алкоголем, оно слишком румяное, но не сегодня.

– Ты тоже, дорогая.

Я одета в то синее платье, которое мне купила Дафна, и в замшевые ботильоны. Не хотелось приобретать ничего нового.

– Старшие Норберги уже приехали, прямиком из Бостона, познакомься с ними. Эрик и Алана. Они, вроде бы, очень милые…

Она берет меня за руку, поднимая со скамьи, и мы присоединяемся к мистеру и миссис Норберг у входа в церковь. Оба легко целуют меня в щеку в качестве приветствия – я ведь буду теперь частью их семьи. Эрик отмечает, что церковь очень красивая, а Алана произносит легким отстраненным тоном, который звучит величественно, как будто она королева Швеции: «Мы так рады за Феликса и Тильду». Она в простом бежевом платье из шелка, без шляпы, а ее супруг выглядит шикарно в темном костюме по фигуре. Они подтянутые и высокие, из-за чего мы со своими округлыми формами и шифоновым платьем выглядим на их фоне безвкусными провинциалками. Появляется Лукас, чтобы проводить всех в церковь, нас отправляют к той части, где сидят родственники невесты, а Норберги устраиваются позади Феликса. Он поворачивается к родителям, рука расслабленно лежит на спинке скамьи, что совсем не передает напряжения во взгляде его серых глаз, который нервно скользит по церкви, проверяя, все ли на месте – стены, крыша, люди.

Свадьба очень маленькая, по десять человек с каждой стороны. Узнаю Пейдж Муни (вот теперь у нее точно ожирение, она одета в нечто из зеленой синтетики со множеством рюш) и Джейкоба Тинна (узнаю его, потому что видела на экране), но больше никого. Гости Феликса все одного племени – финансисты, прилизанные и аккуратные. Я кладу голову маме на плечо, как делала в детстве, и она отзывается:

– Чип-чип.

– С Тильдой все будет хорошо? – спрашиваю я.

– Будем надеяться.

– Мне нравится церковь.

Она простая и старинная, воздух внутри тяжелый, наполненный холодным ароматом дождя и камня.

– Тебя здесь крестили. Моих родителей обвенчали…

– Тильда говорила… Так странно, что я не знала.

Начинает играть свадебный марш, и мы встаем, чтобы посмотреть на невесту, но то, что я вижу, вызывает двойственные чувства. Она, без сомнения, прекрасна в простом атласном платье с длинными рукавами, у нее в волосах маленькие белые цветы, что-то в ее образе напоминает мне «Сон в летнюю ночь». Но сердце пропускает удар при виде этих длинных рукавов, которые закрывают бог знает что. А еще в оцепенение меня вводит мужчина, который стоит рядом с ней, поддерживая под руку, и я поворачиваюсь к маме и спрашиваю:

– Она тебе говорила? – На что мама качает головой.

Лиам Брукс ведет мою сестру под венец, слегка сдерживая улыбку, и им так легко и комфортно вместе, что кажется, они родственники. Он выглядит точно таким же, каким я видела его десять лет назад, честное, слегка вытянутое лицо, расслабленная походка. Он оставляет Тильду напротив Феликса, чтобы те произнесли клятвы, и, скользнув на скамью позади меня, шепчет:

– Привет, Калли.

– Я не знала, что вы с Тильдой до сих пор так тесно общаетесь, – шепчу я в ответ.

Так тихо, что я едва его слышу, он говорит:

– Я всегда был для нее страховочным тросом.

Когда служба начинается, я думаю «Вот он, этот момент». Она произносит ясным и уверенным голосом: «Этим кольцом я скрепляю наш брак». Стараюсь вдохновиться атмосферой дня, несмотря на то, что часть меня напугана и словно пребывает в свободном падении. Я поставлю на первое место желания сестры. Думаю: «Я буду приветлива с Феликсом, дам ему шанс. По крайней мере, до тех пор, пока не украду ту флешку после свадьбы». Тильда и Феликс уедут на Санторини на неделю. Кажется, это какой-то греческий остров.

Священник произносит: «Теперь я объявляю вас мужем и женой». Ну вот и все, пути назад нет, я борюсь с тошнотой и улыбаюсь им, идущим от алтаря к нам. Их глаза сияют, Тильда громко и счастливо смеется, чуть подпрыгивая, а рука Феликса крепко обнимает ее. Все, как на обычной свадьбе. Пока мы не выходим из церкви и не натыкаемся на трех фотографов, слоняющихся поблизости: два неряшливых мужчины средних лет и девушка, которая производит впечатление крутой в своих черных джинсах и футболке. Феликс вздыхает: «Да что ж такое», – и Лукас выходит вперед и говорит, что они могут сделать только пару фотографий, добавляя: «Пожалуйста, уходите, позвольте Феликсу и Тильде насладиться их днем». Никто не ожидает, что они и правда оставят нас в покое, но все-таки они уходят, девушка машет нам на прощанье, перекидывая камеру через плечо и забираясь в старый спортивный автомобиль с открытым верхом.

– Сволочи, – говорит Лукас. – Как они прознали?

– Они всегда знают. – Я думаю про Уилфа.

Празднование проходит неподалеку, в загородном отеле эдвардианской эпохи: это груда из серого камня с окнами в широких нишах и шершавыми стенами, с недавно постриженной травой, которая простирается аж до Темзы. Погода облачная, ветреная, но погожая, и шампанское подают на лужайке. Беру бокал и обнаруживаю себя в небольшой группе, состоящей из мамы, Норбергов-старших и друзей Феликса, двух дорого одетых мужчин. Они говорят не о свадьбе, не о том, как великолепна Тильда, а о международном кризисе и перспективах Европы. Друзья Феликса задают вопросы Эрику, авторитетному экономисту, тогда как Алана вежливо улыбается, улыбка эта выглядит отточенной, она явно доводила ее до идеала многие годы. Эрик держит в руке бокал шампанского и размахивает им. Помогая себе широкими движениями руки, он вещает о падении министерства финансов Греции и евро. Другой рукой он слегка касается спины супруги, только палец иногда чуть дергается. Я задаюсь вопросом: вот она, модель отношений Тильды и Феликса, во всяком случае такая, какой ее видит Феликс? Несмотря на то, что Тильда с недавних пор стала вести себя как образцовая женушка, я не могу представить, чтобы она подчинялась кому-то в течение долгого времени. Это не в ее характере.

Я ускользаю оттуда, но меня настигает Пейдж Муни, огромное лаймовое привидение, балансирующее на серебряных сандалиях на шпильке в пятнадцать сантиметров. Ногти на ее ногах покрашены в зеленый, аккуратно и профессионально, но нанесен этот маникюр на неровные пальцы, изгибающиеся друг к другу под странными углами.

Она награждает меня большим и влажным поцелуем в щеку.

– Калли! Ты так хорошо выглядишь… Так изменилась!

– Пейдж! А ты все такая же, как прежде! – Я не стала добавлять «только еще толще». – Как дети?

И она подробно рассказывает мне про десятилетнего Харрисона, который начал учиться играть на барабанах, про восьмилетнюю Эдди, которая хочет стать актрисой, как тетушка Тильда, и про пятилетнего Франки – ему с трудом дается учеба, но он отлично справляется в новой школе. Она все болтает и болтает без конца, объясняя, что Робби очень расстроился, что не смог приехать на свадьбу из-за того, что его сестре исполняется тридцать лет, и что она, Пейдж, невероятно удивилась, когда Тильда позвала ее к себе на свадьбу, но жалко, что нет подружек невесты, ведь ей так хотелось побыть подружкой невесты, и она огорчена, что редко видится с Тильдой, и очень, очень рада, что та решила наконец свить гнездышко, ведь всегда были сомнения, в ее ли это духе.