Демонология Сангомара. Яд и Меч - Д. Дж. Штольц

Справа по борту, в демонических белоснежных водах, что шипели под лодкой, явились острейшие зубы, длиной с человеческую руку. Пасть открывалась все шире и шире. Халлик вопил и рыдал, потеряв всякое самообладание, а темная тень детеныша уже нависла над судном. Лодка дала влево, обошла вздыбившуюся громаду Левиафана, протерлась прошивкой о подводную скалу. Раздался треск. Пробоина! Вода напором хлынула в трюм. Однако северо-восточный фелл подхватил суденышко, надул паруса страшной силой, и судно, едва не потерпев крушение о горы, обогнуло мыс.

Скалы раздвинулись в сторону. Буйство зелени бухты запестрело по левому борту спасительными красками. Нырнув, детеныш приготовился снова напасть, пока мать медлила, чтобы дать ее дитя шанс научиться охотиться. Юлиан действовал быстро, хотя руки предательски тряслись. Судно, едва не завалившись, дало круто влево и ушло в узкий фарватер Нериума. Из глотки детеныша раздался стон, да такой силы, что эхом он прокатился меж скал и заставил людей в Луциосе задрожать и выскочить из домов.

Граф шумно выдохнул, решив, что реликты не последуют за ним. Однако неуемное дитя, не желая отпускать ускользающую добычу, развернулось и мощными гребками ласт, опутанными наростами, последовало за Юлианом. С негодующим воем за своим беспечным ребенком протиснулась в узкое горло залива и мать, задевая телом скалы, отчего те стали осыпаться. Здесь, в укрытой горами и потаенной бухте, ветер резко спал, и лодчонка, хлопнув напоследок парусом, сильно замедлила ход.

— Твою мать! Халлик, лезь на спину! — закричал граф, кидаясь к мачте.

Он схватил сына купца, тот обвил ручонками шею северянина, а сам прикрыл глаза от ужаса и затрясся. Юлиан вцепился в мачту и поднялся наверх, насколько это было возможно. Прямо под ним разверзнулась огромная, усеянная острыми зубами пасть детеныша. Мачту затрясло из стороны в сторону. Два левиафана потрошили судно, пока оно не попало на мелководье. С оглушающим треском лопнула обшивка из лорнейской сосны, грот обломился — рыбацкая лодка рассыпалась, и доски, увлекаемые в пасть сильным течением, исчезли внутри.

Юлиан спрыгнул с рухнувшей мачты, оттолкнулся, и теперь боролся с всасывающим водоворотом. На расстоянии вытянутой от него руки распахнулся глаз, размером с винную бочку в таверне. Заглотнув лодку со всем ее содержимым, Левиафаны вновь открыли пасти, чтобы дожрать то, что сейчас хотело сбежать. Чудовища не понимали, что им в глотки сыпятся и медузы.

— Вериатель! — громко позвал Юлиан, держа одной рукой мальчика, а другой пытаясь отплыть.

Там, между колен, Юлиан почувствовал, как вода приобрела плотность, и, схватившись за гриву водной кобылы, он выскочил из водоворота смерти. Вериатель с воем отпрыгнула, словно по земле, а ребенок, хватаясь за Юлиана, закричал в испуге. Граф стащил с шеи сына купца и прижал к себе, чтобы тот не касался демоницы.

Сзади раздался жуткий рык боли, отозвавшийся эхом на многие мили вокруг. Два левиафана взметнули морды ввысь. Вода в бухте забурлила. Левиафаны проглотили ядовитый медузий улов, и по их глотке сейчас проходила склизкая масса из сотен и сотен тел, что каждым своим касанием несла смерть. Самка Левиафана с воплями из огромной пасти, способной проглотить целиком любой корабль, кинулась к детенышу, инстинктивно желая защитить его от того, от чего теперь защититься никак нельзя было.

Детеныш же, с басовитыми визгами боли, наоборот, отстранился от матери. Крутясь вокруг своей оси, он кинулся к порту. Он не видел ничего вокруг себя и перед собой, а уже подплывая к стоявшим у пирса кораблям, его тело дернулось и замерло, ударившись о берег и подмяв под себя пару суденышек.

Крики матери разносились дольше, но и та, в конце концов, перестала кидаться из стороны в сторону и закрыла свои пять глаз, погрузившись на дно бухты. Над водами разразилась долгожданная тишина.

— Ох, спасибо тебе, Вериателюшка, — нервно прошептал Юлиан и погладил кобылицу рукой за холкой, другой придерживая трясущегося мальчика. — Чтобы я без тебя делал, любимая ты моя.

Демоница счастливо взвыла. Ее пасть на удлинившейся шее изогнулась, и лошадь весело клацнула зубами перед лицом графа. Рысью поскакала Вериатель по бухте.

Совсем рядом с матерью выскочила Мафейка. Она уже совсем нешуточно щелкнула зубами около Халлика, которого Юлиан успел вовремя отодвинуть. Но неуемная молодая кобыла нырнула в воду и показалась уже с другого бока. Ее усеянная зубами пасть вытянулась и снова попыталась вырвать мальчика. Тот запищал от страха и вцепился руками и ногами в графа, пока Юлиан отталкивал дикую демоницу прочь.

— Вериатель, помоги. Мафейка, прекрати немедленно! — рявкнул Юлиан, удерживая за черную гриву щелкающую у лица Халлика морду.

Вериатель взревела и укусила дочь в бок, вырвав у той черный кусок, что сразу же растаял в зубах демоницы и подтянулся к молодой кобыле. Это подействовало на Мафейку отрезвляюще. Она подуспокоилась и лишь хрипела, скача рядом с матерью, да злобно клацала зубами, всем своим видом показывая, что мальчик должен быть в ее желудке, а не на руках Юлиана.

Из здания Портового Дома выскочил перепуганный Кавиан, который не прекращал работу даже после закрытия пристани. Управитель любил порядок, а потому, пока никто не ломился к нему в кабинет, трепетно приводил в надлежащий вид все бумаги на столе и в шкафах. Сейчас же он распахнул дверь и уставился на обезображенную морду с наростами, которая протаранила своей тушей два южных корабля и один северный, и теперь лежала в тридцати васо от Портового Дома. Детеныш еще трепыхался, но не от того, что был жив, а от периодических судорог, что время от времени прокатывались волнами по его огромному и гладкому телу, еще не утыканному копьями и стрелами, как у матери. Из пасти вываливалась студенистая масса медуз — их Левиафан так и не смог проглотить до конца.

Охрана, ощерившись алебардами, подошла к бездыханному телу и, видя его шевеление, стала испуганно тыкать копейным острием в тушу. Юлиан слез с Вериатели, что подскочила к складу с сетями, элегантно выпрыгнув из воды. К груди граф прижимал трясущегося ребенка, которого череда перипетий, кажется, доконала. И он теперь едва ли не обезумевшим взглядом смотрел на все происходящее у пристани и истерично цеплялся за разорванную рубаху Юлиана.

Тот попытался опустить ребенка на землю, но Халлик снова схватился за шею мужчины и уставился выпученными глазенками на спасителя.

— Все закончилось, Халлик. Постой тут, не бойся, — как можно ласковее сказал Юлиан.

Наконец, к закоченевшему мальчику вернулась толика самообладания, и он разомкнул одеревеневшие пальцы, а затем встал на гравийное покрытие босыми ногами. Дрожашее тельце повернулось в сторону убийцы его родителя и дяди, а ребенок не сводил перепуганных глаз с детеныша Левиафана, словно вот сейчас тот вдруг очнется и нападет.

— Кавиан, осторожнее! — прикрикнул Юлиан, видя, как перепуганный Управитель, хватаясь за кушак на толстом пузе, подошел к детенышу. — Там афенские медузы.

— Госп…господин, — взволнованно пробормотал Кавиан, разглядывая огромную тушу. — Что с ним? Почему их было два?