Мужчина моей мечты - Куртис Ситтенфилд

Идя по улице вдоль дороги, Майк деловито говорит:

— Но сегодня они играли дерьмово. Тебе ведь тоже не понравилось, правда? Спорю, что не понравилось.

— Саксофонист так напрягался, что я начала переживать, что у него полопаются кровеносные сосуды, — соглашается Анна.

— Лучше бы они полопались, — усмехается Майк, — тогда хоть что-то интересное произошло бы. Может, возьмем такси?

Он делает шаг в сторону дороги.

— Лучше прогуляться, — мягко возражает Анна. — Если хочешь, можешь ехать на такси, а я еще немного пройдусь сама. Я имею в виду, мы же не… ты же не пойдешь со мной до моего общежития?

Он улыбается.

— Хорошие у тебя манеры.

— Да нет, я просто не подумала, что нам идти в одно и то же место. Ты, если не против, можешь и ко мне зайти. — Зачем она это сделала? Кто ее тянул за язык? — Но предупреждаю, у меня нет даже телевизора.

Майк смеется. Наверное, со стороны кажется, что она обиделась, поэтому он кладет руку ей на плечо и, пристально посмотрев, говорит:

— Ты сегодня замечательно выглядишь.

В первый раз за сегодняшний вечер Анна ощущает какое-то движение в душе. Неужели она действительно так сентиментальна?

— Эй, — зовет ее Майк.

Анна поднимает на него глаза, он улыбается и берет правой рукой ее левую руку. Ладони у них примерно одинаковые, хотя у него ногти и костяшки уже, чем у нее. (Позже Анна будет думать, что, если сфотографировать их руки рядом, показать кому-нибудь фотографию и попросить угадать, где мужская рука, а где женская, большинство наверняка бы растерялись.) Они продолжают идти, держась за руки.

— А я рад, что мы гуляем, — говорит Майк. — Сегодня замечательная ночь.

— Да, замечательная, — отвечает Анна. Ее голос звучит очень тихо.

На протяжении нескольких последних часов ей время от времени приходила в голову одна и та же мысль о том, что это свидание оказалось неудачным. Она уже даже представляла, как будет рассказывать о нем Дженни или Фиг, но теперь ей кажется, что совсем необязательно посвящать их во все свои дела. В ее комнате они садятся рядом на краешек кровати, он медленно проводит большим пальцем по ее предплечью, и от волнения она не в состоянии говорить. Майк кажется таким милым, в его взгляде столько надежды, что у нее на глазах появляются непрошеные слезы. Он поворачивает к себе ее лицо, взявшись пальцами за подбородок, и, когда они целуются, Анна чувствует, какой у него теплый язык.

Дальше этого дело не пошло, но Майк остается на ночь, ложится в кровать в футболке и трусах спортивного покроя и обнимает ее обеими руками. Прежде чем снять рубашку и джинсы, он спрашивает у нее разрешения. То, что он всю ночь ее обнимает, удивляет Анну. «Я не жалею о том, что было между нами», — как будто говорят его руки. И потом, ближе к утру: «Я по-прежнему ни о чем не жалею».

Но утром, когда Майк снова садится на краешек кровати, на этот раз чтобы завязать шнурки и уйти (Анна соврала, сказав ему, что ее смена в библиотеке начинается в восемь часов), она стоит рядом, скрестив руки. Поднявшись с кровати, он кладет руку ей на талию, и это, конечно, очень мило, но кажется неестественным и случайным — он точно так же мог бы коснуться ее головы или взять за локоть. Ситуация кажется постановочной; они — актеры на сцене, и режиссер сказал ему, что нужно положить руку ей на талию, чтобы зрители почувствовали, что их что-то соединяет. Ей хочется, чтобы он ушел.

Воскресенье приходит незаметно. Когда в двадцать минут второго раздается стук в дверь, Анна поначалу даже хочет сделать вид, что никого нет дома, но потом, конечно же, открывает. На Фиг черные обтягивающие штаны, черный свитер и черные ботинки на высоких каблуках. Она бросает на пол сумку и, не останавливаясь (Анна чувствует запах сигаретного дыма, который исходит от длинных темно-рыжих волос Фиг), подходит к кровати Анны и ныряет под одеяло.

Анна, на которой в эту минуту джинсы и футболка, не удерживается:

— Ты что, Фиг! Хоть бы ботинки сняла.

Фиг отбрасывает одеяло и поднимает одну ногу.

— Ну уж нет! — возмущается Анна.

— Ну пожалуйста, — хнычет Фиг.

— Совсем совесть потеряла! — Анна обнимает лодыжку Фиг, расстегивает молнию, стягивает ботинок и принимается за вторую ногу.

— Спасибо, дорогая, — мурлычет Фиг и снова подтягивает одеяло к подбородку. — Я решила стать вором-домушником. Как думаешь, у меня получится?

— А я надеялась, что мы в кино пойдем, — говорит Анна. — Хочешь что-нибудь посмотреть?

— Мне, вообще-то, надо скоро быть дома, потому что должен позвонить Генри. — Фиг поворачивается в сторону часов. — Сколько сейчас?

Его имя! На душе сразу становится так тепло, будто вдруг вспоминаешь, что тебя ждут на потрясающей вечеринке. Действительно, как глупо с ее стороны было думать, что у нее мог бы завязаться роман с кем-то вроде Майка, которого она почти не знает. Самое лучшее письмо пришло от Генри по электронной почте несколько недель назад: «Тебе стоит сюда приехать. Фиг собиралась, но я не уверен, что она сможет это устроить. В Сеуле столько интересного (большую часть я сам, правда, не видел)! Мы могли бы попутешествовать. Так было бы здорово увидеть знакомое лицо. Я слышал, что в «Корейских авиалиниях» относительно дешевые билеты». «Относительно дешевые»… Анна, конечно, проверила. Это почти тысяча долларов, другими словами, о том, чтобы слетать в Сеул, не могло быть и речи. Но все равно, это было чудесное письмо.

— И как дела у Генри? — спрашивает Анна. Она до сих пор не знает, известно ли Фиг, что они с Генри общаются по электронной почте. Похоже, что неизвестно, но безопаснее будет вести себя так, будто все же известно. Пожалуй, не стоит удивляться, что Фиг все-таки лучший источник информации о Генри, чем сам Генри. Она постоянно упоминает всякие подробности из его жизни, отчего становится понятно, что в письмах, адресованных Анне, он не намерен раскрывать свою душу. В последний раз Фиг рассказывала, что Генри вместе с коллегами ходил в ночной клуб, где, обратившись к официанту, можно подыскать себе девушку. Тебе находят самую красивую женщину в клубе и, если потребуется, даже силой приводят к твоему столику. Это, по словам Фиг (которую, кажется, совершенно не беспокоит, что Генри общается с другими девушками), называется «делать заказ».

— Голос у него уставший, — жалуется Фиг. — Каждый второй раз Генри звонит в три часа утра по тамошнему времени, и — представляешь, какой ужас? — он в такое время все еще на работе. Тебе действительно неинтересно, почему я стала домушником?

— А мне надо это знать?

— Я кое-что украла.

— Замечательно, Фиг.

— Посмотри, что у меня в сумке.

Анна продолжает неподвижно сидеть на стуле у письменного стола.

— Давай же, посмотри, — просит Фиг. — Оно не укусит. Ты упадешь, когда увидишь!