Агония - Оксана Николаевна Сергеева

потерять меньше или дать больше… А мы с сестрой никогда так не считали. Да, иногда вы не одобряете наши поступки, иногда мы не понимаем вас, но никогда мы не считали, что вы должны мыслить и жить по-другому.

Ангелина Дмитриевна вздохнула и накрыла руку сына своей. От коньяка внутри стало тепло, но это тепло не шло ни в какое сравнение с тем теплом, что подарили услышанные слова.

— Я завтра улетаю в Алжир, — сообщил Вадим, и только что разлившееся в груди у матери тепло заменил колючий холодок.

— Надолго? — тяжело выдохнула она.

— На две недели. У меня две сделки.

— Ты мне прошлый раз так же сказал. Вот точно так же. Две недели. Тебя не было пять месяцев! Пять месяцев!

— Мама, это вышло случайно.

— Случайно?! — взвилась она. Хотела всплеснуть обеими руками, но Вадим крепко держал правую. — Я почти полгода не знала, жив мой сын или мертв!

— Мама, ты преувеличиваешь. Я был жив и здоров, меня просто не выпускали из страны.

— Отец все министерство на уши поднял!

— Я знаю.

— Я поседела за эти пять месяцев! Посмотри, твоя мать уже седая! — взялась за крашенный, каштановый с рыжиной, локон.

— Мама, тебе очень идет твой новый цвет волос.

— Господи, ну как с тобой можно разговаривать? — почти простонала она, потом вздохнула и поправила прическу, отточенным жестом откинув со лба челку.

— Это было реальное недоразумение. Просто случай.

— Просто случай, — возмущенно выдохнула Ангелина Дмитриевна и уставилась в невозмутимые серые глаза любимого сына. — Случайно ты жил в отеле рядом с посольством, случайно посольство обстреляли, и совершенно случайно твой сопровождающий в этот момент вышел на балкон покурить!

— Представь, мамуль, вот такая приключилась херня. Я сам в шоке. Он пятнадцать минут покурил, я за эти пятнадцать минут почти полгода просидел. Он тоже.

— Хорошо, что просидел в отеле, а не в тюрьме. А то отправили бы вас куда-нибудь в Гуантанамо!

— Мама, ну какая Гуантанамо, нас из страны не выпускали как свидетелей. Теперь у меня другой сопровождающий. И он не курит.

— Меня это не успокаивает, — невесело рассмеялась. — И что вас в аэропорту встречает отряд автоматчиков, тоже ни черта меня не успокаивает. После этого ты хочешь, чтобы мы с отцом одобряли то, чем ты занимаешься.

— Я ж не Родину продаю, а зарабатываю на человеческой жадности. Причем легально.

— Угу, а поскольку жадность человеческая неискоренима, работы у тебя полно.

— Работы у меня полно, потому что Алжир покупает у нас все. Начиная с пуль и заканчивая вертолетами. Калаши, вообще, их все. Я знаю, что и кому продать. И арабы меня знают, и им нравится со мной работать.

— Ой, что ты мне рассказываешь, будто я не знаю, как наши чиновники оружие сбагривают.

— С меня взять нечего. Я просто посредник. Можно сказать, консультант. У меня все так же, как в салоне сотовой связи. Только проценты там побольше, нервов я трачу побольше. Ну и денег, соответственно, получаю побольше, — усмехнулся Вадим. — Переговоры провел, если надо затестить оружие, затестим. Отстрелять — отстреляем. И все — я свободен. Не смотри на меня так, будто я паука тебе съесть предлагаю.

— Вадим, почему ты не хочешь пойти в «Ростех», сколько раз тебя уже приглашали?

— Мама, послушай, — подлил себе и матери коньяк, — мне так удобно, потому что у меня нет семьи…

— У тебя есть семья! — стукнула своим бокалом по столу.

— Я знаю, — спокойно согласился Вадим. — Я не про это. У меня нет жены, нет детей. Могу мотаться по командировкам, ездить на стрельбы, могу даже застрять где-нибудь на пару месяцев, я же не обременен никакими связями. Был.

— То есть, — осторожно начала Ангелина Дмитриевна высказывать свою мысль, — ты хочешь сказать, что, когда обзаведешься семьей, все это закончится?

— Именно это я и хочу сказать.

— Подожди, не все сразу. Когда ты, сказал, улетаешь?

— Завтра.

— Давай, Вадюша, — подняла бокал и со значением произнесла: — Чтобы в этот раз все было не как у этих… педерастов.

— Чего? — чуть не подавился коньяком.

— Чтобы все не через жопу, сынок!

Вадим расхохотался и долго не мог успокоиться. Мать, очень довольная собой, тоже смеялась.

— Лечу через Париж, куплю тебе духи, — давя в себе смешки, пообещал он.

— Ради бога, только не «Шанель», терпеть их не могу.

— Я помню, что не «Шанель».

— И фиников из Алжира.

— Фиников привезу обязательно.

В разговоре наступила пауза, и в комнате повисла приятная тишина. Вадим допивал свой коньяк, мать умиротворенно вздыхала.

Потом она сделала сосредоточенное лицо, вспомнив то важное, о чем еще не сказала.

— Ты знаешь, что я все знаю, поэтому спрошу прямо. Вадим, что у тебя с этой девушкой? — пытливо посмотрела на него.

Сын отреагировал спокойно:

— Мама, у «этой девушки» есть имя, и ты его знаешь.

— У вас все серьезно? С Региной.

— Да.

— То есть, это не просто общение, разговоры…Я думала, ты тогда пошутил, — вздохнула.

— Нет. Шутка оказалась очень жизненной.

— Я думала, что ты пошутил, — повторила, задумчиво глядя вперед, — что ты этого не сделаешь. Не потому, что не сможешь. Я знаю, ты все можешь. Просто вы с Владиком ну такие разные — как земля и небо. Я даже не предполагала, что ты обратишь внимание на его девушку. Ты всегда во всем отличался. У тебя совершенно другой вкус.

— Мама, мы с Региной давно знакомы, просто этого никто не знает.

— Да ты что, — выдохнула мать и глянула ему в лицо.

— Да. Мы познакомились зимой, как раз перед моей последней поездкой в Алжир. Знакомство было недолгим. Потом я улетел… дальше ты и сама знаешь.

— Вот! — постучала пальцем по столу. — Ты даже девушку чуть не потерял из-за своей работы! Я так и знала, что что-то тут не то, так и знала. Не мог мой сын так вульгарно поступить, как мне обрисовали, не мог. Надо же, Реймана бросила из-за Шамрая, ой, скандалище-е-е.

Вадим засмеялся тому, с каким наслаждением певуче произнесла мать последнюю фразу, но ничего не ответил.

— Нет, она ему категорически не подходит, я это сразу поняла.

— Почему?

— А я сейчас тебе расскажу. Я за ними наблюдала тогда в ресторане. Весь вечер она сидела, как статуя, а он ее даже за руку ни разу не взял. Ну что это?

— Может быть, Владик не любит нежностей на публике?

— Ой, да при чем тут нежности на публику? Между влюбленными всегда есть притяжение. При-тя-же-ни-е. И оно решает все, — твердо заявила мать, потом заметила изменившийся взгляд сына. — Так, Шамрай, ты мне не вздумай. Ты