Легенда о старом маяке - Джулианна Брандт

Он шёл через озеро, и каждый его шаг отдавался эхом. Призраки не шевелились. Они замерли, застыли, их сила утекала. Вода Таунсенд, лёд Кита, молнии мисс Лейси, дерево дяди Джоба. Как и Гленнон, они все были в ужасе, увидев папу.

Папа как башня возвышался над местом, где сидел Гленнон. Он слегка наклонился, глядя сыну в глаза. От страха Гленнон скорчился, став похожим на полумесяц, на знак вопроса. Он задыхался.

– Привет, Глен, – голос папы звучал знакомо и нагонял привычный ужас.

– Ты не можешь быть здесь, – прошептал Гленнон, слабея.

– А вот я здесь, – папа развёл руками. – Вот он я.

– Ты воображаемый. Я вообразил тебя, потому что испугался. Ты не настоящий.

– Не пойму, о чём ты говоришь, – возразил папа. – Конечно, я настоящий.

Страх поглотил Гленнона. Все слова испарились из его головы. Мозг его словно встал на паузу.

– Ты всегда был таким чувствительным мальчиком. Чувствительным, пугливым и глупым. Но я прощаю тебя. Я здесь, чтобы тебе помочь.

Слёзы покатились по щекам Гленнона. Он пытался их вытереть, но они превращались в лёд.

– Всё в порядке, сынок. Я прощаю тебя за то, что ты меня разочаровал.

Гленнон слышал, как голос папы понизился и зазвучал успокаивающе. Однажды, когда Гленнон был маленьким, они ехали по дороге и увидели телёнка, застрявшего в проволочной изгороди. Тогда папа разговаривал негромко и успокаивающе, освобождая перепуганное животное. И сейчас он так же обращался к Гленнону:

– Если ты не вернёшься домой со мной, что будут делать твои мама и сестра? Ты же знаешь, что они не могут жить без меня.

Гленнон чувствовал запах мыла, которым пользовался папа. Оно лежало в белой коробочке и всегда напоминало о воскресном утре, когда мама делала тосты, а папа принимал душ после пробежки.

– Нам хорошо живётся вместе. Я хороший отец. Вы все мне нужны. А вам нужен я.

Гленнон вспомнил, как его обнимали перед сном, чтобы успокоить, когда он боялся уснуть.

– Во всём этом ты виноват. Все тонут, замерзают и умирают по твоей вине. Если бы ты не бежал с острова Филиппо, ничего бы не было.

Гленнон погладил Симуса. Тот устремил светящиеся глаза на папу и взъерошился, как делал каждый раз при виде папы… каждый раз, когда сталкивался с призраками на острове.

– Ты хочешь бежать – это эгоистично! Эгоизм – это плохо. Ты можешь стать лучше. Ты можешь работать больше. Ты можешь стать совершеннее. Ты можешь вернуться.

Симус зашевелился, и от этого что-то зашуршало во внутреннем кармане куртки Гленнона. Гленнон полез в карман и достал фольгу, которую ему дал Гибралтар. Он развернул её и в её мятой поверхности увидел истинный облик того, что стояло перед ним.

С лица папы смотрели сверкающие зелёные глазки мёртвых крыс. Папа нагнулся ниже, и Гленнон услышал, как стучат одна о другую косточки крысиных скелетов. Он увидел этих покойничков с острова Филиппо – светящиеся хвостики, подвижные ушки и усики образовывали взлохмаченные волосы папы, острый нос, щетину на подбородке.

Гленнон понял, что перед ним стоит сам остров Филиппо. Он просто принял иную форму, как это делали призраки. Вот что управляло призраками, затягивало в себя жизни людей. Гленнон всматривался в остров Филиппо, одетый в облик его папы, как в костюм. Это создание состояло из мёртвых, зловонных птиц, крыс и рыб. Одно было неизменно: остров прогнил от начала до конца. Даже если на нём оставалось что-то хорошее, тем не менее остров насильно удерживал дядю Джоба, и Таунсенд, и маяк Грейвинг.

Может быть, это и не был действительно его папа, но существо было очень на него похоже. Оно одновременно обещало заботу и нагоняло страх. Почему чудовищ так сложно возненавидеть?

– У тебя нет выбора. Пора домой, Глен. – Папа поднял руки, и Гленнон неосознанно съёжился и отстранился, хотя папа никогда его прежде не бил. – Это всё твоя вина. Я всё делал правильно.

Если папа всё делал правильно, почему Гленнон всегда чувствовал, что всё неправильно? Почему всё казалось ему неправильным, когда он находился на острове… Когда он был рядом с папой?

– Вижу, ты пытаешься думать. Ну, в этом ты не силён – ты не особо сообразителен. Но ладно. Для этого есть я, – папа явно с гордостью похлопал себя по груди. – Ты выдумал, что я во всём виноват и что надо бежать.

Но Гленнон не выдумывал. Он ни в чём не был виноват. Он хорошо соображал и правильно всё запоминал. Он отлично всё помнил. Фокус был в том, что, пока с ним всё было хорошо, папе было нехорошо. Острову было нехорошо.

Нельзя было кричать на него и отчитывать. Нельзя было заставлять его чувствовать себя дураком. Нельзя было убеждать его, что он не умеет высказываться или выражать эмоции. Нельзя было заставлять его бояться в собственном доме собственного папы.

– Глен…

Собрав последние силы, мальчик попытался крикнуть, но получился только шёпот:

– Меня зовут Гленнон. Я не хочу, чтобы меня называли Глен. И оставь меня в покое.

– Пора домой.

– Оставь меня в покое. Я не обязан тебя слушать. – Он знал, что в кармане у него есть пара ярких красных берушей. Их можно достать, но они не были ему нужны. Он и так мог не слушать ужасных слов папы.

– Пора домой.

– Так это ты меня преследуешь, – произнёс Гленнон, наконец поняв, что сказала смотрительница Санч. «Ты узнаешь, что на самом деле преследует тебя».

Гленнон наклонился к Симусу и понюхал его сыроватую шёрстку. Теплота и здоровье кота придали ему сил.

– Пора домой.

Гленнон не желал ни слушать, ни отвечать. Остров Филиппо и его маскировка ничего большего и не заслуживали. Он больше ничего ему не скажет. Ни единого слова. Ни единого.

– ПОРА ДОМОЙ!

В этом вопле было столько ярости, что перед глазами Гленона завертелись чёрно-красные круги. Толпа крыс, притворявшихся папой, одновременно запищала. Этот шум заполнил уши Гленнона, и снова поднял вопрос: «Кем он должен быть теперь?»

Счастливым Гленноном или Гленноном, старающимся угодить папе, Гленноном, умеющим перестать плакать, когда на него кричат, потому что если плакать, когда на тебя кричат, кричать будут только сильнее?

Крысы шипели и скрежетали зубами. Этот шум постепенно превратился в шорох волн, набегающих на пляж, и тогда Гленнон понял: не нужно быть каким-то особенным Гленноном. Он может быть… просто Гленноном. Он может быть собой. Это может не понравиться папе – ему вообще ничего не нравилось, – но это нравится самому Гленнону!

Мальчик не откликался на призывы острова-папы возвращаться домой. Это был его собственный выбор. Именно такой он и должен был сделать.

Мимо, словно кулак, свистнул порыв ветра, и что-то тяжёлое плюхнулось в воду, свалив и Гленнона.