Огненная проповедь - Франческа Хейг

По дороге между Нью-Хобартом и лесом беспрерывной вереницей тащились телеги, одни шли в город, груженные срубленным лесом, другие – возвращались в лес пустыми. Каждой телегой правил всего лишь один солдат. Мы подкрались к строящейся стене настолько близко, насколько осмелились. Однако и на этом расстоянии мы слышали, как бились о пряжки мечи патрульных, когда они проходили мимо. Мы прятались между двумя огромными пустыми ящиками, от которых несло гнилыми овощами. Сквозь щели между досками мы видели, как прибыла очередная телега и затем ее стали разгружать. На это у них ушло около десяти минут. Разгрузкой занимались четыре солдата, которые скидывали бревна в большую кучу, а уже оттуда другие люди уносили их к строящейся стене. Кое-где стена была сложена из связанных веток, а местами – выстроена основательно, и столбы уходили в землю очень глубоко. Всё это время мимо нас проходили пешие и конные патрульные, казалось, чуть ли не каждую минуту.

До заката оставалось ждать совсем недолго. А мы всё наблюдали, как быстро растет стена, и чувство, будто вокруг нас затягивается петля, обострялось с каждой минутой. Время от времени мы перешептывались. Кип вынул один из плакатов, спрятанных в сумку, и разгладил смятый лист на каменной мостовой.

– Конокрады. Правда, что ли?

Я пожала плечами.

– А ты бы как хотел?

– Не знаю. Разве то, что они разместили о нас на плакатах – это всё?

– А что ты думал, они должны написать? Сбежавшие из Камер Сохранения и наших сверхсекретных резервуаров?

Он собрался сложить плакат снова и вдруг замер.

– По крайней мере, они знают что-то обо мне – обо мне до резервуара. – Мы сидели на корточках рядом, но он схватил меня за колено. – Кем я был.

– Конокрадом?

Он говорил очень быстро, едва поспевая за собственными мыслями.

– И поэтому они поместили меня в резервуар.

– А ты не думаешь, что для этого должно быть что-то посерьезнее? Они ловят конокрадов постоянно, но не помещают их в секретную лабораторию.

– Но зато это бы объяснило, почему я так хорошо держусь верхом.

Я засмеялась, быстро зажав себе рот.

– Ты не был так уж хорош.

Он сложил плакат в сумку.

– Я просто сказал, что так могло быть.

Я наблюдала за ним, пока он возился, затягивая шнурок на сумке.

– Послушай. Я понимаю, что ты хочешь узнать о своем прошлом. Но я просто не вижу ключа к нему там, где ты хочешь его найти. Меня здесь тоже обвиняют только в конокрадстве.

Он кивнул, передал мне сумку и молча присел.

Небо на западе окрасилось желтым. На краю леса, с южной стороны, где до сих пор стоял звон топоров, показались проблески пламени – зажглись первые факелы.

Всё произошло быстро. Шум с рынка не доходил в эту часть города, но вдруг с восточной стороны прискакали всадники без униформ. Они подъехали к воротам, коротко посовещались с часовыми и умчались прочь. Остальные, быстро оседлав коней, поскакали следом. От главных южных ворот в обе стороны – на восток и на запад – началась перекличка. Люди выкрикивали по цепочке какое-то распоряжение. Каскад звуков прокатился вдоль стены, и через несколько минут солдат стало заметно меньше. Патрули продолжали обход по тому же маршруту, но и они теперь проезжали гораздо реже. Многие, кто работал на разгрузке и строительстве, тоже ушли, направившись по главной улице к центру города. Суета и будоражащие звуки всколыхнули воздух. Кип взял меня за руку, и мы пробежали к концу улицы, упирающемуся в груду бревен, у которой остановилась телега. Лошади томились, стоя мордой к воротам, что располагались на несколько сотен ярдов левее. Быстро сгущались сумерки. Вдоль стены через равные промежутки горели факелы. Укрывшись в неглубоком дверном проеме, мы наблюдали, как слева от нас прошел возчик к лошадям, запряженным в телегу, и встал к нам спиной. Я высвободила левую руку и сунула ее в рукав.

– Ты уверена? – спросил Кип.

– Если они увидят, как мы бежим к телеге, то будет уже без разницы, с рукой я или без. А так я смогу двигаться гораздо быстрее.

Мы уже почти вышли на открытую дорогу и направились к пустой телеге, но я почти сразу затянула его назад, чуть не опрокинув на себя.

– Что? – он вывернулся, сбросив мою руку, присел на корточки и выглянул наружу.

– Подожди, – прошептала я.

Тут же слева раздался звук шагов патруля. Они прошли очень близко, может, шагах в тридцати, но я не сводила глаз с телеги. Она не двигалась. Я слышала, как возчик, бранясь, возился с упряжью. Затем поднялся и отступил на шаг. Когда мимо него проходил патруль, он вытянулся и отдал воинское приветствие.

Телега тронулась. Но патруль едва миновал нас и еще не скрылся из виду. Я не осознавала, что задерживала дыхание, пока не услышала, как с дрожью выдохнул Кип. Патруль отошел вправо от нас шагов на пятнадцать, телега же ехала влево, удаляясь с каждым мгновением. Кип повернулся ко мне, вскинув брови. Я не сказала ни слова, просто кивнула. Перебегая дорогу, мы низко пригнулись, затем припустили со всех ног, пытаясь догнать телегу. Она двигалась полным ходом, рывками, но быстро. Как только мы отбежали подальше от укрытия, нас могли заметить в любой момент. И при этом, казалось, мы ничуть не приблизились к телеге. Я боялась, что этот патруль развернется или вскоре покажется другой. Или часовые у ворот заметят суету. Между тем, мы никак не могли догнать телегу. Я оглянулась, чтобы проверить, увидел ли нас патруль и есть ли возможность, в случае неудачи, отступить и вернуться в укрытие, и неожиданно споткнулась и упала, сильно ударившись о землю ладонью и коленом. Я уже приготовилась услышать крики, что нас обнаружили, но Кип схватил меня за руку и помог подняться.

– У нас не будет другого шанса, – зашипел он и, не выпуская моей руки, снова помчался за телегой.

Криков часовых мы так и не услышали. Не знаю, замедлила ли ход телега, подъезжая к воротам, или поддержка Кипа дала мне толчок, но вместе мы стали постепенно нагонять ее. Я даже различала пятна пота, что расползлись от подмышек возчика и почти слились в середине сутулой спины, и грубое плетение рогожи, покрывавшей дно телеги. Последний рывок – и мы запрыгнули на телегу, сразу укрывшись рогожей. Сучки и щепки разлетелись в разные стороны с негромким стуком. Я вновь испугалась, что нас разоблачат. К счастью, сама телега ехала с изрядным шумом: скрип колес, цокот копыт, ерзанье и понукание возчика. Через рогожу я смутно видела, как мелькали огни – мы проезжали мимо зажженных факелов, с наступлением темноты солдаты водрузили их на столбы вдоль стены.

Телега определенно замедлила ход и затем повернула к воротам. Прижавшись лицом к деревянному днищу повозки, я желала, чтобы тело стало полностью неподвижным. Я слышала дыхание Кипа, и каждый собственный вздох звучал невыносимо громко. К немыслимому облегчению, телега не остановилась у ворот, возчик лишь обменялся приветствием с часовыми.