Олимп - Дэн Симмонс

Даже в дальних и диких землях амазонок слагали целые легенды о двух совершенно разных Троянских войнах. Ахейцы с их бесхитростной политикой воевали понемногу, то и дело прерываясь, чтобы побездельничать и всласть попировать, в то время с Ахиллес вот уже десять лет бушевал по всей Малой Азии, разрушая местные крепости. Семнадцать городов успели пасть от его ненасытного гнева. «Настал черёд пасть самому гневливцу». Пентесилея с двенадцатью подругами оседлали коней и тронулись прочь из города. Трою переполняли смятение и тревога. Глашатаи кричали со стен, что Агамемнон и его полководцы собирают большое войско. Летали слухи, будто греки вознамерились вероломно ворваться в Илион, воспользовавшись минутой, когда безутешный Гектор забылся сном, а быстроногий сын Пелея отправился на передовую сквозь небесную Дырку. По улицам, словно в насмешку над амазонками, бесцельно слонялись женщины в жалких обносках лат. Стражники на стенах оглушительно затрубили в трубы, и наконец великие Скейские ворота захлопнулись за спинами всадниц.

Не удостоив вниманием суетливых троянских воинов, строящихся боевым порядком в долине между городом и данайским станом, царица повела своих соратниц на восток, туда, где чётко вырисовывалась Брано-Дыра. По дороге к Илиону амазонка успела наглядеться на странное явление, и всё-таки даже во второй раз её сердце зашлось благоговейным восторгом. Далеко перед нею высился безукоризненно ровный, срезанный на одну четверть круг более чем двухсотметровой высоты, пробитый в зимнем небе и словно воткнувшийся в каменистую почву долины. С севера или запада никакой Дыры нельзя было заметить – это царица знала точно, ибо сама явилась оттуда. Город и море просматривались полностью, без намёка на магию. И только с юго-запада взгляд различал непостижимую игрушку богов.

Ахейцы с троянцами – по отдельности, но не пытаясь ввязываться в борьбу раньше времени, – покидали Дыру длинными рядами, как пешим строем, так и на колесницах. Видимо, получили приказы из Илиона и с побережья: срочно покинуть передовую линию битвы с богами, дабы вернуться и вновь противостать друг другу.

Пентесилею их перемещения не трогали. Она стремилась к единственной цели – убить Ахиллеса. И горе тому ахейцу или троянцу, который по глупости вздумает встать на пути! Царица отправила в сумрачный дом Аида легионы мужей, и у неё поднимется рука, если придётся, послать им вослед товарищей.

Царица первой, во главе небольшого отряда из амазонок, миновала границу между мирами. У неё захватило дух, однако ничего такого не произошло. Разве что появилось необъяснимое чувство лёгкости, чуть по-иному засветило солнце, да ещё, рискнув набрать в грудь воздуха, воительница ощутила перемену, как если бы вдруг очутилась на вершине горы. Горячий скакун Пентесилеи тоже почувствовал разницу и сильно натянул поводья, однако хозяйка заставила его тронуться дальше.

Она никак не могла отвести глаз от Олимпа. Вулкан заполнял собою весь горизонт… или нет, весь мир… или даже так: он сам был миром. Где-то впереди суетились мелкие отряды людей и моравеков, красную почву усеивали чьи-то тела, но амазонка внезапно утратила интерес ко всему. Там, за стоячими двухмильными утёсами у подножия обиталища богов, начинался десятимильный склон, уходя всё выше, и выше и выше… – Повелительница…

Пентесилея смутно расслышала оклик, принадлежавший, по-видимому, Бремузе, ближайшей после Клонии военачальнице, однако не придала ему значения. Так же, как не заметила прозрачный океан по правую руку и ряд огромных каменных толов на берегу. Что угодно терялось и бледнело на фоне колоссального, настоящего Олимпа. Царица откинулась в седле чуть назад, следя восхищённым взглядом за линией горных уступов, восходящих на большую и большую, просто немыслимую высоту, врастая в бездонное лазурное небо…

– Повелительница.

Пентесилея наконец повернулась, дабы пожурить Бремузу, но вдруг заметила: все её спутницы остановили коней. Царица покачала головой, будто стряхивая остатки сна, и поскакала обратно к ним.

Только сейчас она обнаружила то, чего не могла заметить прежде, заворожённая вулканом. Оказалось, по дороге от магической Дыры амазонки миновали уже многих женщин. Те громко кричали, бежали, истекали кровью, спотыкались, рыдали, падали наземь. Клония спешилась и положила себе на колено голову одной из этих несчастных, облачённой в необычную багряницу.

– Кто? – вопросила красавица, взирая на женщин сверху вниз и всё ещё пытаясь прийти в себя.

Внезапно она поняла, что вот уже милю ехала по разбросанным как попало и окровавленным латам.

– Ахейцы, – хрипло выдохнула умирающая. – Ахиллес…

Если прежде на ней и были доспехи, пользы они не принесли. На месте грудей зияли страшные раны. Красное покрывало, брошенное на почти нагое тело, оказалось «сотканным» из потоков крови.

– Отвезите её в… – Царица осеклась, потому что женщина испустила дух.

Вскочив снова в седло, Клония вернулась на своё место, справа от повелительницы. Царица ощущала пылкую ярость, исходившую от старой боевой подруги, словно жар от костра.

– Вперёд, – обронила Пентесилея, пришпорив скакуна и крепче перехватив копьё Афины.

Амазонки пустили коней в галоп. Примерно в четверти мили от них мужчины-ахейцы гордо стояли над телами убитых – или склонялись, чтобы обобрать и облапать их. В разреженном воздухе издали доносился довольный смех греков.

Там пали примерно сорок женщин. Царица замедлила ход, прочим её соратницам пришлось нарушить строй. Кони, даже боевые, не любят ступать по человеческим телам, а те лежали столь часто, что скакунам приходилось осторожно выбирать, куда поставить тяжёлое копыто.

Некоторое время спустя мародёры подняли головы. Пентесилея насчитала около сотни ахейцев, но никого из героев. Повелительница посмотрела дальше и разглядела в пятистах-шестистах ярдах отряд благородных воинов, шагающих обратно к ахейской армии.

– Гляди-ка, опять бабы, – обрадовался самый паршивый из обирателей мёртвых. – Да ещё и лошадей привезли!

– Как тебя зовут? – процедила Пентесилея. Мужчина осклабился, ощерив редкие гнилые зубы.

– Молион, дорогуша. И я как раз ломаю голову, когда тебя лучше трахнуть: до того, как прикончу, или после?

– Трудная задача для куцего умишки, – невозмутимо ответила амазонка. – Знавала я одного Молиона, друга Тимбрея. Правда, он был троянцем. И кроме того, живым человеком. А ты всего-навсего дохлый пёс.

Оскорблённый зарычал и схватился за меч.

Пентесилея, не слезая с коня, замахнулась боевым топором и обезглавила негодяя. После чего пришпорила могучего жеребца, и трое других погибли под копытами, еле успев поднять бесполезные щиты.

Амазонки с нечеловеческими воплями устремились на битву. Действуя точно и уверенно, будто жнецы с серпами на пшеничном поле, они топтали врагов конями, рубили сплеча и пронзали копьями. Осмелившиеся противостоять отважным воительницам – погибли. Обратившиеся в бегство – тоже погибли. Царица лично прикончила семерых мародёров.