Сотник. Позиционные игры - Ирина Град

«Ага, задели вы его, сэр. Теперь осторожнее: главное, не лезьте туда, где вы ни хрена не смыслите, и ненароком в какую-нибудь местную ересь не вляпайтесь. Это вы можете спутать догмат веры с догматом либерализма, а святой отец этого может и не понять. Хотя не похоже, что он на словах вас подлавливает – ему в самом деле интересно, чем вы дышите, да и для работы ему это необходимо знать. Не забывайте – не только он для вас черный ящик, вы для него – тоже. Вы готовы его использовать, а он, похоже, готов вас учить. Ну что ж, как всегда, будем валить на Серого… в смысле, на покойного отца Михаила, а заодно и капеллана нашего тоже… протестируем».

– Как необходимость ежедневного труда над своей душой, отец Меркурий, – глядя прямо в глаза монаху, твердо ответил Мишка и продекламировал, слегка видоизменив стихотворение, пришедшее на ум как нельзя кстати. – Не позволяй душе лениться! Чтоб искушенье превозмочь, душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь[4].

– Сильные слова. Откуда такие вирши?

– Не помню. Слышал как-то, вот и вспоминаю иной раз… Лениться что телом, что душой проще, чем трудить их, – усмехнулся Мишка. – Любое стоящее дело требует приложения всех сил. А слепо верить и не сомневаться – легко.

– И в чем же ты сомневаешься?

– Не сомневаюсь, отче, – самонадеянности не приемлю. Слепая вера может иной раз обернуться душевной слепотой. Вон, как поручик Василий… – Мишка на минуту задумался, подыскивая слова. – Верит он искренне, даже истово, но… Сомнений не ведает. Для воина этого достаточно, а для того, кто отвечает не только за веру своих людей, но и за их жизнь, – мало. Потому и тревожит он меня.

– Хм… Говорил я с лохагом Василием, сотник. Ещё в Турове. Когда он и юный травмат Матвей помогали отцу Ананию. И впрямь, отрок к вере Христовой тянется всем сердцем… – Мишке показалось, что монах скрывает в бороде легкую усмешку. – Чрезмерная горячность неофита пройдет со временем. Я с ним ещё не раз побеседую, – отец Меркурий пристально взглянул на Мишку и добавил после паузы: – Тем более, он на разговор охотно идет и сам таких бесед ищет.

«Стучит, значит, Роська помаленьку? Хотя нет, что это вы, сэр? Разумеется, не помаленьку, а как дятел, и не «стучит», а искренне печется о душах своих товарищей и делится с духовником душевной болью. Отец Михаил в своем порыве «как лучше» вовсю расстарался. И ведь оба – и Роська, и отец Михаил, скажи им кто, как я это вижу и понимаю, зашлись бы от искреннего негодования: они же токмо ради попечения о душах паствы… А вот отца Меркурия, судя по всему, это не умилило. Что ж, наши вам бурные аплодисменты, отче. Перейдут ли они в овацию, посмотрим и вставать погодим.

Вот вам ещё одно подтверждение непонятной для многих истины: «хороший человек» вовсе не есть гарантия, что он автоматически встанет на «сторону добра», то есть на вашу. Все зависит от его собственного понимания того, где она, эта самая «сторона добра» расположена, а также где и как вы ей мешаете, так что осторожнее, не спешите безусловно записывать его в сторонники, хоть он вам уже нравится. Для начала хорошо бы понять, насколько наши цели на данном этапе совпадают…»

– Надеюсь, отче, – серьезно кивнул Мишка. – Но не это главная моя забота, а увечные. Сам знаешь, и взрослые ратники не всегда сами могут с увечьем справиться, с тем, что в один миг из воинов превратились в беспомощных калек, а тут мальчишки. Слышал, может быть, в Ратном на излечении сейчас отрок Паисий. Лекарка Настена его выхаживает, а потом мы его сюда заберем – Младшая стража своих не бросает. Не надеялся я, что его довезут, когда из-под Пинска сюда отправлял, а он выжил, но обезножел. Ему душу вылечить надо, и тут вся надежда на тебя. А он не один – ещё есть такие, кто уже воином не станет. Дело им сыщется, да и совсем беспомощных прокормим, но они свою судьбу принять должны. Не как проклятие, а как благословение, поверить, что есть им для чего жить. Иной раз это важнее любого достатка.

– Ты прав, сотник. О душах их я позабочусь – это мой долг…

Мишка видел, что монах говорит не просто по обязанности; чувствовалось, что вопрос о раненых отроках его чем-то задел. Впрочем, не удивительно – бывший воин, сам покалеченный в бою, не мог не понимать всю серьезность этой проблемы.

– Но одному мне с этим не справиться – тяжко это, особенно в юности. Так что и тебе зачтется, что своих не бросаешь. И на этом, и на том свете.

– Спасибо, отче, – искренне поблагодарил Мишка. – Рад, что эту тяжесть теперь есть кому со мной разделить. Если тебе в твоих трудах от меня помощь потребуется – только скажи, всё решим. А своих бросать, и правда, грех – и по Божьим законам, и по воинским.

– Верно говоришь, – согласился отец Меркурий. – Потому и рад, что тогда на дороге я благословил тебя на достойное дело. Ты его сделал – своих не бросил. Теперь давай разбираться с недостойным – бунт есть бунт. Надо договариваться, сотник, надо. Базилевс Алексий предпочитал решать дело о мятежах миром, если претензии солдат были обоснованы. Твои именно такие. Назови свои условия, сотник.

«Ага, всего лишь условия узнать? В суть проблемы он ещё не успел въехать, элементарно не хватило для этого времени. Значит, наш капеллан переговорщиком быть не может, нет у него полномочий заключать соглашение, максимум – дед использует его в качестве дымовой завесы».

– Все верно, бунта я избежал. Но это пока. День, максимум – два, не больше. А дальше или мне идти к воеводе, или воеводе идти ко мне. Но то, что ты, отче, здесь, вселяет надежду. А условия… Они просты, но проистекают из того, чего я сделать не могу. Я не могу отдать своих и отступать мне некуда, у меня за спиной мои люди… Отроков никто не трогает – они в бунте не виноваты. Они в походе кровь проливали и головой рисковали наравне со всеми. Это не условие – это их неотъемлемое право. Если их родные повинны, то вот наше первое условие: живота их не лишать. Возможности выкупиться из холопства они себя своим бунтом лишили, а потому требуем передать их в счет добычи в Младшую стражу. Как с ними поступить, мы уже тут решим.

Но и это ещё не все. Второе и главное наше условие такое: тех, кто на своих железо воинское поднимает, мы рядом не потерпим. Пусть уходят, – Мишка криво усмехнулся и дернул искалеченной бровью. – Их привел наш родич… Его судьбу решать воеводе Корнею, но… Здесь бывшему старшему наставнику Алексею отныне места нет.

«Ну да, святой отец, с корабля прямо на бал, и что за па-де-труа здесь в разгаре, ты пока не понимаешь. И какая роль у тебя – тоже. Наверняка настраивался на миротворца-посредника, ведь за тобой авторитет церкви, князя, да и сам ты не лыком шит, но ты не в теме. Совсем.

А кто тогда приехал говорить от имени Ратного? Точнее, тех ратнинцев, кто против деда? У кого есть авторитет, достаточный для предоставления ему ТАКИХ полномочий? Егор или Бурей? Ну, не Пётр же…»

– Условия действительно простые, понятные и не содержат ничего сверх того, чтобы решить проблему. Неужели архонт Корней с ними не согласится?