Сотник. Позиционные игры - Ирина Град
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господин сотник! Обозный старшина Серафим Ипатьевич! – голосом хорошо вышколенного мажордома провозгласил «адъютант» Антоха, стоявший на карауле у кабинета.
«Темза, сэр!»
Мишка поднял глаза от стола и обнаружил, что, как и во всплывшем к месту анекдоте, «Темза» не стала дожидаться разрешения и уже ломилась в дверь. Впрочем, сегодня Серафим Ипатьевич, хоть и напоминал слегка одичавшего тролля, дверь приоткрыл не в пример вчерашнему своему выходу: не рывком, а почти осторожно, чтобы не задеть стоящего у порога «докладчика». Косолапо ввалившись в горницу, он огляделся по сторонам и хмуро буркнул:
– Никого тут не зашиб? А то хлипкие они у тебя больно… Вон вчера твоего лоха – или лохага? – и на одну кружку не хватило! Гы… Да у тебя и кальвадосу столько нет, чтобы я перед каждым, кого зашиб, извинялся! – то ли ухмыльнулся, то ли оскалился Бурей и принялся разглядывать Мишку, словно примериваясь, с какой части начнет от него откусывать.
Вероятно, такое вступление все-таки следовало считать чем-то вроде объявления временного перемирия. Мишка неспешно отложил лист бересты в сторону, поднялся, кивком отпустил отрока и только тогда поприветствовал гостя.
– Здрав будь, Серафим Ипатьич. Проходи, присаживайся, – с Буреем Мишка не собирался разводить политесов: договариваться придется, а вот любви и дружбы ни он ратнинскому палачу обещать не намеревался, ни тот в них особо не нуждался.
– Княжий сотник, значит? – буркнул Бурей, усаживаясь на крякнувшую под его весом лавку. – Сам себе хозяин теперь?
– Это как посмотреть, – Мишка опять устроился за своим столом, оперся подбородком на левую руку, а правую опустил на колено. – Своей судьбе я хозяин. А ты?
– Думаешь, успеешь свою стрелялку выхватить, если я решу тебе башку свернуть? – презрительно скривился обозный старшина, воспринявший его движение как желание держать правую руку возле прислоненного к стене самострела.
– Успею, – сообщил ему Мишка. – Только ты не решишь.
– Уверен? – Бурей с искренним интересом уставился на него.
Мишка с удивлением отметил, что обозный старшина выбивался из привычного образа, прямо-таки вываливался из него. В самом начале Ратников то ли не заметил этой перемены, так как звероподобная внешность Бурея никуда не делась и деться не могла, то ли сам его гость не сразу сумел и захотел совладать со своими инстинктами, но сейчас за столом напротив молодого сотника сидел хоть и по-прежнему страхолюдный горбун, но ассоциации со зверем уже не возникали. В маленьких глазках появилось нечто, не позволявшее видеть в обозном старшине примитивную жертву атавизма, чья животная хитрость хищника густо замешана на инстинктах и жажде убийства. Перед Мишкой сидел умный, расчетливый и очень непростой мужик. Хотя симпатии он все равно не вызывал, тем не менее прежнего, хорошо знакомого Мишке монстра в нем опознать было трудно.
«Ни хрена себе! И это Бурей? Часом, сейчас это Чудище Заморское в Финиста Ясна Сокола не оборотится? Прямо тут, на лавке? Впрочем, чему вы, сэр, удивляетесь? Или думали, ратнинцы зверя в переговорщики выберут? Привычка оперировать категориями ХХ века вас уже не раз подводила, а Серафим Ипатьевич не так прост, не примитивен – уж точно.
Но шкурка чуда-юда у него не просто маскарад «на выход», а приросла намертво. Если он сейчас счел необходимым отодрать ее краешек и вам, засранцу, себя показать, значит, нужда в этом ого-го какая имеется. Хм… Третий – после войскового и поселкового – староста, церковный… Ещё одно лицо ратнинской власти, далеко не всем очевидное.
Что вам лорд Корней во время бунта сказал, помните? Обоз всегда в стороне и всегда идет за победителем, так что Серафим наш Ипатьевич, получается, кто-то вроде лидера официальной оппозиции. Всегда независим и всегда нейтрален. И те, кто старосте не доверяют и с сотником на ножах, к кому пойдут? Правильно, к старшине обоза. Тем более родословие у него соответствует. Бурею, значит, доверяют? А почему бы и нет? В походе он за общую добычу отвечает – любить его для этого не обязательно, а вот в честности не сомневаются… Он может быть и зверем, и палачом, но почти каждого из них раненым выхаживал, и они ему не единожды жизнью обязаны.
Вот потому он и церковный староста. Лисовин природный про это знал, но раньше повода не было вопросом задаваться – почему именно он. А ведь все на виду лежит… В обязанности церковного старосты, к вашему сведению, помимо сугубо хозяйственных входит ещё и примирение конфликтующих сторон. Особенно при том священнике, который в Ратном был – так уж всё исторически сложилось. Ну, не тянул отец Михаил в глазах ратников на роль третейского судьи в делах чуть значимее, чем семейные дрязги и бабьи склоки, а предыдущий поп так и вовсе, когда в разборки встрял, только резню спровоцировал. Хотел, как лучше, называется…
Словом, не Финист Ясный Сокол, конечно, Серафим Ипатьич, это вы загнули, но увидеть Бурея в роли народного трибуна тоже вставляет… Ну-ка, сэр, где бы вы ещё… кхм… Тиберия Гракха живьем за рога потрогали? Хотя тут больше Сансон де Лонваль в тему – палач, верно служивший ещё Людовику XV, а потом именем Революции гильотинировавший Людовика XVI и Робеспьера. Кхе, прямо-таки пятьдесят лет в строю.
Обоз всегда с победителем? Так кто сейчас прибыл от Ратного к вам на переговоры – народный трибун или палач? А пауза-то затянулась, хотя Бурея это никак не задевает. Вон как насмешливо глазенками буравит – дойдет до сопляка или нет, какое ему доверие оказано? Что ж, удивил ты меня, спорить не стану. Но и у меня для тебя открытий чудных припасено».
Мишка вернул Бурею пристальный взгляд:
– Уверен. Ты жить хочешь. А если меня порешишь, так из крепости не выйдешь. А выйдешь – тебе же хуже. Отроки просто болтами изрешетят, а дед убивать будет долго и вдумчиво. Он не хуже тебя это умеет. Да и сотня после этого вряд ли выживет. А ты ведь за сотню говорить пришел, а, Серафим Ипатьич?
– Хрр… Как повернул, сученыш… Значит, говоришь, твоя голова всего Ратного стоит? Не дорого ли оценил? Или на княжью гривну надеешься? Смотри, тяжела, как бы она тебе хребет не переломила…
– Не легка, ясное дело. Только хребет-то не мне одному в случае чего переломит – всей сотне. Или ты не знаешь, что эта княжья милость о двух концах – с одной стороны князь за нее дергает, а на другом – Ратное. Князь не на меня удавку накинул – на всех. Но именно потому, что накинул – дал надежду на будущее. Никому сила неуправляемая не нужна, а уж князю и подавно.
– А ты уже и за сотню решать взялся?
Бурей бухнул оба локтя на стол и навалился со своей стороны на столешницу всей тушей, от чего его горб стал выделяться ещё явственнее. На Мишку пахнуло хорошо выдержанным перегаром и чесноком. Он поморщился, помахал ладонью перед носом:
– Ты уж на меня не дыши, Серафим Ипатьич, а то боюсь захмелеть от одного запаха. Вон, поручик Василий с утра на дыру в нужнике рычит – водяного пугает, да углы сшибает – башка в ворота не пролезает…
Решать, говоришь? А выбор у меня был? Вот ты чего с цепным кобелем сделаешь, если он не только на чужих кидается, а и тебя не слушает? Зачем князю сотня, которая поперек его воли становится? Так что сам думай, чего моя башка теперь стоит…