Планета обезьян. Война - Грэг Кокс

«Подождем, – подумал он. – Наступит наше время».

На дорожке перед сторожевой башней появился Полковник. Он посмотрел на ожидавших его приказов солдат и кивнул одному из лейтенантов, который, в свою очередь, отдал приказ солдатам. Удивленный, Цезарь увидел, как к обезьянам подошли люди, толкая перед собой тачки со стоявшими в них ведрами.

Вода выплескивалась через края ведер. Солдаты стали раздавать скованным обезьянам что-то вроде корма для лошадей и предлагать воду.

Сбитые с толку обезьяны неуверенно смотрели друг на друга, явно подозревая людей в дурных намерениях, пока один оголодавший шимпанзе не решился протянуть вперед руки. Хмурый солдат молча насыпал в руки обезьяны немного сухих овсяных хлопьев и ячменя, шимпанзе с жадностью запихнул все это в рот и, не разжевывая, проглотил, прежде чем кто-нибудь смог отнять у него драгоценную пищу.

Его пример вызвал столпотворение – проголодавшиеся и мучимые жаждой обезьяны бросились вперед, протягивая сложенные ковшиком руки, чтобы получить неожиданный дар, и жадно пили воду из ведер. Их безумство разрывало сердце Цезарю, и все же он был горд тем, что его обезьяны не дрались друг с другом за пищу, как могли сделать люди. Так что нужно было что-то еще, посильнее голода, чтобы превратить обезьян в животных.

Только Озеро не бросилась к еде. Когда обезьяна-предатель подошел с тачкой к ней и другим обезьянам, к которым она была прикована, она яростно зажестикулировала, вместо того чтобы начать насыщаться:

– Нет, нет! Пожалуйста, сначала детям!

Обезьяна пожал плечами и покатил тачку к загону, в котором находились дети, к Корнелиусу. Цезарь засомневался, что человек-солдат послушался бы просьбы Озера. Он был очень благодарен ей за то, что она сначала подумала о детях.

«Голубоглазый сделал хороший выбор, – грустно подумал он. – Озеро была бы хорошей матерью моим внукам».

Она посмотрела через двор на Цезаря. Ее глаза излучали благодарность.

«Ты сделал это», – показала она жестами.

Разве он? Цезарь точно поспорил с Полковником прошлой ночью, требуя, чтобы он снабдил пленных обезьян водой и пищей. Полковник, кажется, остался безразличен к аргументам Цезаря – неужели он смог образумить этого равнодушного человека?

Кажется, да.

Цезарь был не так глуп, чтобы подумать, что изменение умонастроения Полковника каким-то образом связано с милосердием или жалостью. Его мотивы были более чем ясны. В лучшем случае Цезарь просто напомнил Полковнику, что даже обезьяны не могут работать бесконечно, если их не поить и не кормить.

«Он просто хочет, чтобы стену закончили до того, – догадался Цезарь, – как сюда доберутся его враги».

Рыжий, неся в руках ведро с водой, поднялся по лестнице на помост. Он остановился перед Цезарем и посмотрел на Полковника, наблюдавшего за ними с башни. Рыжий медленно поднял ведро к сухим, потрескавшимся губам Цезаря. Цезарь хмуро посмотрел на Рыжего, не веря этому подношению. Ему не хотелось принимать помощь от обезьяны-предателя, который еще вчера жестоко стегал его кнутом. Но пересохшее горло и истерзанное тело требовали воды, так что он проглотил свою гордость и раскрыл губы.

«Может быть, – подумал он, – Полковник намеревается снова отправить меня на работу?»

А потом Рыжий на глазах у Цезаря перевернул ведро, вылив его драгоценное содержимое на помост. Ярость боролась с болью, когда Цезарь увидел, как вода вытекает сквозь щели между досками пола. Он даже почувствовал ее вкус, когда последние капли упали из ведра.

Рыжий хрюкнул при виде мучений Цезаря.

Челюсти Цезаря сжались, когда он с ненавистью посмотрел на Рыжего налитыми кровью глазами. Он прекрасно понимал, что эту садистскую шутку придумал не самец гориллы. Подняв глаза, он злобно посмотрел на Полковника, который все еще молча наблюдал за ними со своего балкона, а потом удалился в свое логово.

«Работы для меня нет, – догадался Цезарь. – Только наказание».

Он сжал в руке маленький ключ, пряча его от Рыжего.

«Терпение», – напомнил он себе.

* * *

Луч электрического фонаря прорезáл чернильную темноту забытого подземного туннеля. Морис держал фонарь, а Ракета, кряхтя, расчищал путь от мусора, мешающего идти вперед. Работа была трудная, но две обезьяны уже долго занимались ей. Перед ними простирались несколько метров туннеля, шедшего вдаль от дна колодца. Ракета отбросил еще один кусок скальной породы, остановился, чтобы оглядеться.

«Кажется, он обвалился», – объяснил он жестами.

Морис кивнул, соглашаясь. Подсвечивая себе лучом фонаря, он осмотрел пространство, которое они только что освободили. Покрытые инеем деревянные брусья поддерживали свод туннеля, который уходил куда-то далеко в темноту. На полу стояла разбитая керосиновая лампа, по виду армейская, осколки ее разбитого стекла отражали свет фонаря. Морис догадался, что разбитая лампа лежит здесь довольно долго. Запаха керосина в воздухе не чувствовалось.

«Он идет туда, дальше, – жестами показал он Ракете. – Интересно, как далеко?»

Существовал только один способ проверить это. Стараясь не наступить на осколки разбитого стекла, обезьяны углубились в туннель.

* * *

На дне колодца беспокойно заворочался Плохая Обезьяна, наблюдая за тем, как луч фонаря исчезал в глубине туннеля. Он совсем не был уверен в том, что исследовать туннель было хорошей идеей. Он спустился в колодец вслед за другими обезьянами только потому, что ему очень не хотелось оставаться на поверхности, слишком близко к человеческому «плохому месту». Нервно оглядевшись, он затосковал по уюту и безопасности своего прежнего дома в горах. Пробыв слишком долго в одиночестве, он был рад снова иметь друзей, и еще он хотел помочь Цезарю найти плохого человека, Полковника, который убил ребенка вожака, но сейчас Цезарь оказался в плену, а они все были в опасности.

И подвергались еще большему риску.

Странная способность других обезьян разговаривать с помощью пальцев сбивала Плохую Обезьяну с толку, но он все равно понял, что Ракета и Морис намеревались освободить Цезаря и остальных его друзей, несмотря на его предупреждение, чтобы они держались дальше от лагеря. Плохой Обезьяне очень хотелось, чтобы пленники были освобождены, но пытаться найти дорогу в лагерь было очень глупо. Это была плохая идея. Плохая, плохая, плохая.

«Почему они меня не слушают?»

Скребущий звук, вместе со звуком падающей грязи, заставил его резко обернуться, чтобы увидеть человеческую девочку, за которой Морис попросил Плохую Обезьяну присмотреть. Он вытаращил глаза от ужаса, увидев, что ребенок карабкается по веревочной лестнице обратно на поверхность. Сверху падали снежинки, пролетая мимо нее. А она, закинув голову, смотрела на затянутое облаками утреннее небо, видневшееся в отверстии колодца.

– Нет, нет, нет! – закричал он ей, бросившись к лестнице. – Нельзя туда!