Планета обезьян. Война - Грэг Кокс

Цезарь завел лапу за спину и осторожно раскрыл ладонь, показав лежащий в ней маленький металлический предмет. Ее глаза расширились от удивления, когда она поняла, что это был ключ от его наручников, который он украл у солдата в момент своего разыгранного падения. Ключ был надет на колечко и сейчас висел на среднем пальце Цезаря.

Озеро не могла поверить своим глазам. Не скрывая торжества, она показала на ключ другим обезьянам. Волна восторга прошла по узникам, наблюдавшим за тем, как Цезарь поднялся на помост, в то время как его стражники и думать забыли о том, что произошло совсем недавно.

Внешне Озеро продолжала хранить молчание, но внутри она радостно гукала и крутила колесо. Люди думали, что они победили Цезаря. Думали, что обезьяны сдались, и показательное наказание Цезаря сломило их дух. Что, убив Перси, Дротика, Голубоглазого и других, они выиграли эту войну.

Они ошибались.

* * *

Гигантское замерзшее пространство простиралось перед незаконченной стеной, заграждавшей вход в каньон. На поверхность выходили громадные залежи породы, рассекавшиеся пополам железнодорожными путями, скрывавшимися в депо за стеной. У подножия склонов лежала россыпь больших валунов, давным-давно принесенных сюда камнепадом. Кучи мелких камней помогали Ракете и остальным укрыться, пока они спускались вниз по холму, чтобы разведать, что происходило в лагере. Темнота была их союзником, несмотря на свет прожекторов и сторожевые башни.

«Уж лучше сейчас, чем днем», – подумал Ракета.

Они незаметно прокрались вдоль подножия громадной стены, пока не нашли небольшой зазор в том месте, где стена обвалилась. Стараясь никому не попасться на глаза, они осторожно выглянули из-за упавших кусков скалы и обломков строительного дерева, чтобы посмотреть, что происходило внутри лагеря. Ярость зажглась в груди у Ракеты, когда он увидел Цезаря, привязанного к кресту на помосте – словно трофей, который был выставлен на всеобщее обозрение, – и остальных обезьян, закованных в цепи и запертых в загонах для скота. Ракета вспомнил клетку, в которой его когда-то держали, еще давно, в городе, в убежище для приматов, до того как Цезарь освободил его и других обезьян. Снова увидев обезьян в клетках, после стольких лет борьбы и лишений, Ракета почувствовал себя совсем нехорошо.

«Никогда больше», – поклялся он.

Он стал наблюдать за караулом на сторожевых башнях, пытаясь понять, имеется ли хоть какая-нибудь возможность проникнуть мимо них внутрь лагеря, чтобы подобраться к Цезарю и остальным. Внезапно раздавшийся стук копыт, явно приближающийся к ним, заставил обезьян отползти от стены и броситься через заваленное снегом пространство к громадной куче валунов метрах в пятидесяти от них. С выпрыгивающим из груди сердцем они вскарабкались на камни и укрылись за ними, и в этот самый момент конный охранник галопом вылетел из лагеря и поскакал патрулировать окружающую лагерь территорию.

Ракета облегченно вздохнул. Они едва избежали смертельной опасности. Если бы они не поторопились, их бы наверняка заметили. Вместе с Морисом, который из-за камней рассматривал хорошо охраняемый тюремный лагерь.

«Как мы попадем внутрь? – знаками спросил орангутанг. – Люди повсюду».

Но Ракету удержать было невозможно.

– Как-то надо пробраться…

Он заметил, что Плохая Обезьяна заинтересованно смотрит на них, изучая движения их пальцев, – ему очень хотелось понять, о чем они говорили. Ракета пожалел безграмотную обезьяну, и ему тоже захотелось узнать, понял ли шимпанзе хоть что-нибудь из их разговора. Может быть, он знал, что нужно делать? Обеспокоенное выражение на лице Плохой Обезьяны говорило о том, что суть он уловил. Он постучал Мориса по плечу и, направив пару пальцев на лагерь, изобразил знак «попасть внутрь» – так, как он его понял.

– Внутрь?.. – прошептал он. – Внутрь?

Морис в подтверждение кивнул.

– Нет! – глаза Плохой Обезьяны расширились от ужаса. – Не надо внутрь!

Ракета оставил без внимания предупреждение шимпанзе. Он был заинтересован только в одном – найти способ освободить Цезаря и других попавших в плен обезьян. Плохая Обезьяна в страхе попятился.

– Друзья! – взмолился он. – Друзья! Внутрь не надо! Не надо вну-у-у…

Без всякого предупреждения он внезапно исчез, и теперь его голос доносился откуда-то из-под земли. Пораженные, Морис и Ракета бросились к тому месту, где он стоял несколько мгновений назад, и нашли его висящим на кончиках пальцев на краю глубокого черного колодца, которого – Ракета мог поклясться – раньше в этом месте не было.

«Что это такое?»

Ракета наклонился и схватил Плохую Обезьяну за руку. Кряхтя, он вытащил шимпанзе из колодца, в глубине души надеясь, что земля под ним не провалится. К его облегчению, покрытая снегом земля осталась на своем месте.

– Спасибо, друг! – сказал Плохая Обезьяна, оказавшись на твердой поверхности. – Спасибо!

Ракета не обратил на него внимания. Его больше интересовал вновь обнаруженный колодец, чем любезности глупого шимпанзе. Сощурившись в темноте, он заметил что-то внутри и жестом подозвал Мориса.

С края колодца вниз по обледеневшей, покрытой грязью стене свисала старая веревочная лестница. Она уходила в темноту на самом дне колодца. Ракета предположил, что замерзшая грязь, закрывавшая отверстие вроде крышки, провалилась внутрь, когда Плохая Обезьяна наступил на нее.

«Повезло ему», – хмуро подумал Ракета.

Он и Морис обменялись понимающими взглядами, и у него внутри вспыхнула искра надежды. Орангутанг был так же заинтригован колодцем, как и Ракета.

Возможно, они нашли способ незаметно пробраться в лагерь.

22

Свистки снова приветствовали восход солнца. Вздрогнув, Цезарь очнулся от забытья, в которое он погрузился, вися на кресте. К своему облегчению, он обнаружил, что украденный ключ все еще лежал в его лапе, привязанной к одной из деревянных перекладин, образовывавших крест. Резкий визг свистков резал слух, добавляясь к его страданиям.

Цезарь чувствовал себя скорее мертвым, чем живым. Он не мог вспомнить, когда он в последний раз ел или пил. Наверное, еще до того, как спустился на утес, где нашел Дротика и остальных распятых обезьян? Его рот так пересох, что даже грязный иней и мутные лужи вокруг помоста искушали его. Пустой желудок яростно бурчал – он был не просто голоден, он умирал от голода. Спину все еще жгло в тех местах, где Рыжий прошелся по ней кнутом. Мышцы болели от висения на кресте, особенно мышцы израненной спины и еще запястий и лодыжек. Эти болели сильнее всего.

В ответ на свистки люди-солдаты застучали затворами загонов, пробуждая обезьян, которые устало поднимались на ноги, чтобы встретить еще один день каторжного труда на стене. Скованные вместе, они толпой выходили на двор. Наблюдая за ними с креста, Цезарь понял, что они голодали еще дольше, чем он. Ему страшно захотелось повести их в битву против людей, но он прекрасно понимал, что нужно дождаться благоприятного момента. Украденный ключ был их единственной надеждой, и он не мог лишиться его, потеряв во время никому не нужного сопротивления.