Добровинская галерея. Второй сезон - Александр Добровинский

Еще сегодня утром, ничего не подозревая, я сидел в своем московском офисе и смотрел на новую секретаршу с чашечкой кофе в холеных лапках, готовясь дать последние наставления коллеге перед встречей с клиентом. И тут раздался звонок.

– Ты уже все знаешь? – без «здрасьте» сказал Изя. – Не притворяйся. Не получится. Лешу ночью эти гады приняли за какой-то бред. Нашли солдатскую причину в аэропорту и приняли. Выпустят, конечно, но после завтрашнего суда. А мы как утром без адвоката? Блеять, что ли, должны? Так что выбора нет. Я уже поставил нам борт во Внуково. Летим вместе. Миша тоже с нами. Пока.

Я начал рассказывать про беременную жену и женихающуюся с кем-то тещу, про сегодняшний запланированный поход в театр, про несварение желудка и новую секретаршу. Изя слушал с интересом, не дышал, но не говорил ни слова. Я рассказал еще раз. Бесполезно. «Про театр и тещу забудь!» – попросил я шепотом. Нормальный человек бы тут же спросил: «Почему надо забывать про театр», но Изя был ненормальным и ничего не сказал. Я начал более подробно про последствия от несварения желудка… Усилил акценты… Но тут ухо сотряс телефонный звонок. Звонил Изя!

– Ты все слышал? – спросил я.

– Я ничего не слышал – сразу разъединился. А ты что-то говорил? Неважно, расскажешь в самолете. Давай быстрее. Машина уже внизу.

– Какая машина?

– С мигалкой. Не заморачивайся. Только бумаг никаких там не трогай, а то вице-премьер мне голову оторвет…

Спорить с десятой строчкой Forbes было бесполезно. Я с тоской посмотрел на свой кабинет и спустился вниз…

Это была тяжелая, очень упорная, экономическая и, к чести сторон, несмотря на вторую половину девяностых, исключительно холодная война. На кону была многомиллиардная компания и небольшая кучка многомиллионных в довесок.

Город Нижневартовск в эти годы был небольшой, неуютный и очень скучный.

Единственная человеческая гостиница в округе, которая, конечно, была названа в честь все той же нефтяной компании, обладала некоей причудливой конфигурацией.

В гостинице на первом этаже располагались две переговорные, бизнес-центр и ресторан с тощим баром, а на втором – двенадцать трехкомнатных номеров люкс с огромным холлом. И все. Более идиотского отеля представить себе было трудно, но красный директор, который заработал на турецком строительстве этого шедевра колоссальные деньги, ходил очень довольный.

Самое забавное заключалось в том, что обе финансовые группировки, соблюдая приличия, здоровались и перебрасывались новостями о «блинах и пряниках», останавливаясь в одном отеле. Это мне рассказал по дороге из аэропорта местный, слегка зашуганный всем происходящим начальник протокольного отдела нефтяной компании. Было такое впечатление, что ему очень хочется спрятаться в какую-нибудь будку и закрыть там лапами глаза от страха.

Действительно, «напряжеметр» атмосферы чувствовался уже при приближении к забору и КПП гостиницы, которая с их помощью слегка смахивала на так хорошо знакомые советскому человеку «крытые зоны» отдыха и «непионерские» лагеря. Я слегка нервничал, и было понятно почему.

Завтра начинался суд. Ведущего юриста Изи, Лешу Зеленского, арестовали в аэропорту из-за якобы феноменального сходства с разыскиваемым уже много лет маньяком Фонькиным. Через несколько дней, выводя Алексея на улицу, я сравнивал фотографии обоих хлопцев. Определенное сходство, конечно, было. Приблизительно, как у Карла Маркса с Валуевым. Не более того. Но разбогатевшие менты думали иначе.

Итак, с дикого сибирского мороза мы зашли прямиком в ресторан…

…Они все обернулись разом, но из-за стола вышел только он один. Остальные просто тихо поздоровались.

Игорь Борисович Липкин, адвокат в третьем поколении и главный генератор всех вражеских козней, шел мне навстречу, неся с собой лицо мужа, получившего на Новый год в подарок от супруги свежую гонорею. Я тоже протянул руку и сделал несколько па по направлению к нему.

Мы встретились посередине зала, под тенью огромной неработающей хрустальной люстры, как русский Пересвет с татаро-монгольским Челубеем, хотя различия с Куликовской битвой все-таки были. Во-первых, сошлись два еврея, а во-вторых – «обрезы» свои мы так и не достали.

Игорь Борисович носил шейный платок, я – бабочку. Наши бабушки когда-то учились вместе в одесской гимназии и с тех самых пор друг друга люто любили. Это светлое чувство генетически перешло и нам с Игорем.

– Александр Абрамович! Сам! Снизошел! Что случилось? А где мой друг Зеленский? – поправив свой вечный шейный платок, заголосил коллега.

– Гершензон Борухович, дорогой! Я просто соскучился. Вот и прилетел. А Алексей вас ждет. Он мне сказал, что через несколько дней переуступит вам свою небольшую съемную комнату. Я ничего не понял, но Леша просто попросил передать вам его слова.

Мы мило поболтали еще пять минут и разошлись по своим углам.

– Он за все ответит, – процедил сквозь зубы Миша, глядя с ненавистью на Липкина и продолжая садистски пережевывать варенье из местной морошки.

Две переговорные – два клана. Я с тоской посмотрел на тяжеленные красные папки, и мы начали работать. Через пару пачек сигарет первым сломался Изя и, сославшись на то, что ему еще надо кое с кем поговорить и расслабиться перед завтрашним кошмаром, покинул компанию. Миша продержался еще полтора часа и отвалил. Я остался один на один c местным юристом, мыслями и кое-какими соображениями по поводу предстоящего процесса. Из соседней переговорной время от времени доносились истерические обрывки монолога: «Ты видел, кто приехал? Нет, ты видел?! Все! Понимаете, все пропало. Суд перекуплен!!! Я увольняюсь. Я не могу работать с нечестным, кидающим нас правосудием. Вы все радовались, что они у нас взяли так мало? Только я один спрашивал, почему такая дешевка в местном суде? Вот, оказывается, почему! Вы видели эту довольную рожу? Это он нам подставил в аэропорту никому не нужного дебила Лешу. Менты, конечно, были в доле, взяли деньги с двух сторон и загребли придурка… А этот… Этот, в бабочке, прилетел! В эту дыру, в бабочке! Он не просто прилетел… Он издеваться сюда прилетел. А вы знаете, что лежит в этом сраном чемоданчике Louis Vuitton? Там лежит разорванная грелка с моим именем на лицевой стороне! Он все просчитал… Какой негодяй… Как он нас обвел вокруг своего еврейского пальца! Какой я кретин, какой я кретин, я должен был это предвидеть. Мне еще бабушка говорила…»

Проводив местного «никчемушника» до дверей, я зашел в лифт и поднялся на второй этаж.

…Правую руку оттягивал портфель, левую – три огромные папки для завтрашнего суда.

Часы, несмотря на бесполезный турбийон, показывали точное время. Было двенадцать пятнадцать.

Холл второго этажа утопал в толстенном ковре, который полностью поглощал мои шаги, но не глушил какие-то странные тихие всхлипы на одном из центральных диванов.

Краем глаза я увидел зарытый в диванные подушки женский силуэт. Не обращая на диван с придатком никакого внимания, я подошел к своему номеру, поставил на пол портфель, достал ключ и тут услышал нечто довольно неожиданное: