Королева Тирлинга - Эрика Йохансен

– Верно говоришь, – раздался чей-то голос позади нее.

Келси оказалась избавлена от необходимости отвечать благодаря Булаве, который протиснулся через группу стражников, встав справа от нее.

– Встаньте плотнее, парни, – пророкотал он. – Если я смог пролезть, сможет и любой другой.

Келси покачала головой:

– Сомневаюсь.

Путь в Большой зал лежал сквозь многочисленные низкие серые коридоры, освещенные факелами. Келси подозревала, что Булава повел их кружным путем, но все равно эти бесконечные коридоры, лестницы и туннели ошеломили ее. Хорошо бы раздобыть карту.

На пути им встречались многочисленные мужчины и женщины в белых одеждах и низко надвинутых капюшонах. Из рассказов Карлин Келси знала, что это дворцовые слуги. В Цитадели были как горничные и водопроводчики, так и множество бесполезной прислуги: бармены, парикмахеры, массажистки, а то и кто похуже. Всем им платили из казны. Слугам положено было вести себя незаметно, пока не понадобятся их услуги, и они с готовностью уступали дорогу Келси и ее стражникам, вжимаясь в стены. Когда им встретился двадцатый по счету слуга, Келси начала злиться, и, сколько бы она ни кусала себя за щеку, успокоиться не удавалось. Вот на что уходили налоги граждан: на роскошь. На роскошь и клетки.

Наконец, они миновали небольшой вестибюль и оказались перед массивными двойными дверями из дуба. Келси показалось, что это не тирский дуб – поверхность, покрытая искусной резьбой в виде знаков зодиака, была слишком гладкой. Тирский дуб плохо подходил для тонкой резьбы – в детстве Келси пробовала вырезать из него фигурки, но обнаружила, что дерево лишь крошится на куски. Она хотела получше рассмотреть двери, но не успела: при ее приближении они открылись сами по себе, и группа стражников увлекла ее дальше.

Слева от нее глашатай возвестил:

– Наследная принцесса!

Келси поморщилась от этих слов, но тут же забыла об этом. Она оказалась в зале такого размера, какой она не могла себе даже представить. Потолки были не меньше двухсот футов в высоту, а противоположная стена была так далеко, что она не могла различить лица тех, кто около нее стоял.

Пол был выложен огромными плитами красного камня, каждая футов тридцати в квадрате. Массивные белые колонны были, очевидно, из кадарского мрамора. За колонны Келси приняла и мощные потоки света, что падали из световых люков на потолке. Но посмотрев наверх, она увидела далеко в вышине солнце, сиявшее сквозь отверстия, казавшиеся с такого расстояния не больше булавочной головки. Освещенный факелами зал, рассеченный этими столпами ослепительно-белого света, производил впечатление чего-то потустороннего. Они прошли сквозь один из столпов света, и Келси на мгновение ощутила жар солнца на руке.

За исключением звуков, сопровождающих их движение, в огромном зале царила мертвая тишина. Стражники Келси слегка расступились, позволив ей посмотреть на толпу – плотные ряды мужчин и женщин, очевидно, дворян. В их одеяниях преобладал бархат алого, черного и синего цветов. Бархат производился исключительно в Калле, и достать его в обход мортийской таможни было невозможно. Неужели все эти люди вели дела с Мортмином? Куда ни глянь, Келси видела густо накрашенные лица, как женские, так и мужские: густо подведенные глаза, напомаженные губы, а какой-то лорд, кажется, был даже напудрен. Многие щеголяли замысловатыми прическами, на создание которых наверняка ушел не один час. У одной дамы волосы были уложены дугой, напоминающей траекторию рыбы, выскочившей из воды. Дуга начиналась у правого уха и заканчивалась у левого. Конструкцию довершала серебряная диадема, усыпанная аметистами. Даже неопытный взгляд Келси распознал в ней исключительно тонкую работу. Но толку от этого украшения было мало: лицо дамы кривилось, будто она была готова в любой момент выразить неудовольствие по любому поводу, не исключая собственной прически.

К горлу Келси подступал смех – невеселый, рожденный в глубинах ее гнева. Прическа дворянки была даже не самой нелепой деталью в этой толпе. Повсюду высились шляпы: всех цветов радуги, огромные и вычурные, с широкими полями и островерхими тульями. Головные уборы были украшены драгоценными камнями, золотом и перьями. Несколько раз Келси даже попались на глаза перья кадарских павлинов – роскошь, которую наверняка можно было раздобыть лишь на черном рынке. Некоторые шляпы были столь широки, что занимали больше места, чем их владельцы. Келси заметила мужчину и женщину, которые, судя по одинаковым узорам на синих плащах, явно были супружеской парой, но из-за ширины своих шляп они вынуждены были стоять на расстоянии больше двух футов друг от друга. Почему-то это разозлило Келси больше, чем все, что она видела с момента приезда в Новый Лондон. Почувствовав на себе ее взгляд, супруги сделали неглубокий реверанс и улыбнулись, но Келси отвернулась от них.

Глаза Булавы были прикованы к узкой отрытой галерее, которая шла вдоль всей левой стены над их головами. Проследив за его взглядом, Келси увидела, что галерея была забита людьми, но явно не дворянского происхождения. Одежда их была темной и простого кроя. Лишь кое-где мелькали вспышки золота. Купцы, догадалась Келси, – достаточно влиятельные, чтобы получить доступ в Цитадель, но недостаточно родовитые, чтобы оказаться в самом зале. Бедняков в этой толпе явно не было, ни одного.

На нее смотрели сотни глаз. Келси чувствовала их на себе, но казалось, между ней и толпой пролегали тысячи миль. Вот он, подвох, который чудился ей в доводах Барти. «Я больше не безвестна, – признала она про себя, – но все еще одинока. Больше, чем когда-либо».

В конце зала на возвышении стоял трон, ослепительно сверкавший даже в свете факелов. Он был выкован из цельного куска чистого серебра, которому придали обтекаемую форму: элементы плавно перетекали один в другой, от подлокотников к сиденью и основанию. Высокая изогнутая спинка трона была не меньше десяти футов высотой и украшена барельефом со сценами из эпохи Переселения. Это было великолепное произведение искусства, но, как и в случае со многими реликвиями тирской династии, имя его создателя было неизвестно, и теперь трон превратился в немое напоминание о давно минувших временах.

По всем законам никто не должен был сидеть на этом троне с того самого дня, когда умерла ее мать, но Келси не удивилась, увидев на нем мужчину. Ее дядя был невысоким темноволосым человеком с завитой бородкой, которая, как она успела понять, была последним писком столичной моды и с первого взгляда вызвала у Келси стойкую неприязнь. Пока девушка шла к трону, дядя теребил бородку, накручивая ее на указательный палец тугими кольцами. На нем был плотно облегающий оранжевый комбинезон, выставлявший его фигуру в не слишком выгодном свете. Возможно, когда-то он был мускулист, но теперь его тело обрюзгло и напоминало приплюснутый мешок, грузно покоившийся на троне. Лицо его было бледным и опухшим, глаза глубоко посажены, а заметные капилляры на крупном носу и одутловатые щеки выдавали беспутный образ жизни. Алкоголизм, а то и что-нибудь более экзотическое, моментально поняла Келси. Она знала, но сама не понимала откуда: если и был в этом мире какой-нибудь особо дорогостоящий порок, ее дядя с восторгом ему предавался. Он наблюдал за ней взглядом, полным безразличия. Одна рука держалась за бороду, пальцы другой рассеянно барабанили по подлокотнику. Он был хитер (это Келси тоже внезапно уловила), но труслив. Это был человек, на протяжении многих лет пытавшийся ее убить, но все же она его не боялась.