Сад утрат и надежд - Хэрриет Эванс

– Нет, – ответила она. – Не надо, пожалуйста, дорогой мистер Далбитти.

– Мне хочется, чтобы я был для вас Люшес. – Он улыбнулся.

– Ой, у меня не получится. Для меня вы всегда будете Далбитти. – Она попробовала улыбнуться, но ее лицо сморщилось от горя, как у маленького ребенка.

– О, – тихо прошептал он. – Мне невыносимо видеть ваши страдания, вот и все. Я большой осел.

– Что вы? Ничего подобного! – Она улыбнулась ему сквозь слезы. – Просто сейчас я могу думать только о ней.

– Так не должно быть, – возразил он; она посмотрела на него, и у нее между бровей залегли две маленькие морщинки. – У вас должна быть ваша собственная жизнь с ее заботами и ваш собственный дом.

– Знаете, я никогда не думала об этом, – призналась она.

– Мэри, когда они поженятся, вы станете им не нужны. – Его низкий голос звучал спокойно, и Мэри невольно прислонилась к груди Далбитти, но тут же отпрянула.

– Я знаю. Знаю. Я найду другую причину, можете не сомневаться. – Она снова оглянулась на дверь в мучительном ожидании. – Боже милостивый. Какая у нас свобода? В одном я уверена, – добавила она почти яростно, – я никогда не выйду замуж. Никогда.

Далбитти стоял неподвижно, но поддерживал Мэри под локоть, чтобы она не упала.

– Джентльмены, – объявил викарий, и его голос снова прозвучал очень громко в пустом храме. – Боюсь, что я больше не могу ждать. Я и так задержался на целый час. Я нужен больному.

– Ох, нет! – Мэри снова зарыдала, прижав ладонь к губам. Все молчали, раздавленные огромной неудачей.

– Все кончено, – спокойно проговорил Пертви.

– Вы здесь? – Из другого конца церкви донесся тихий голос.

Нед застыл.

– Вы здесь? Да, здесь. Я не решилась зайти через главный вход, а прошла через сад в боковую дверь.

Вот она и пришла – с букетиком маргариток и красных ягод. Потом он не мог вспомнить, где она их нашла. Она шла к нему, ее каблучки громко стучали по каменным плитам, и вдруг остановилась и посмотрела на свои громкие туфли, смущенно заморгав, словно обстановка была для нее непривычной. Конечно, так оно и было.

Нед обнаружил, что он не в силах пошевелиться.

– Лидди! – закричал Пертви. – Ты здесь! Все будет хорошо! Замечательно! Замечательно!

Мэри улыбалась и рыдала, вцепившись в руку Далбитти, Далбитти и сам мог лишь взволнованно бормотать:

– Боже милостивый… В самый последний момент… Боже милостивый…

– Как я догадываюсь, это юная особа и есть мисс Дайзарт? – осведомился викарий. Лидди сжала его руку, заглянула ему в глаза и улыбнулась с таким обаянием, что он мгновенно смягчился.

– Я пришла, – сообщила она, и тут Нед бросился к ней по длинному церковному нёфу, и эта дорога показалась ему самой длинной в его жизни. Наконец он подбежал к Лидди и взял ее за руку, как бы опасаясь, что она могла опять куда-то исчезнуть.

– Прости меня, любовь моя. – Она улыбнулась ему сквозь слезы. – Прошло время, прежде чем я решилась прийти. Я очень боялась… Все было так неожиданно.

– Прости, – ответил он, качая головой. – Я задал тебе непосильную задачу.

– Так и должно быть, – сказала Лидди.

Он взял в ладони ее лицо. Оно было сероватым из-за того, что она долго не видела солнца, волосы потускнели и были просто зачесаны назад, но глаза сияли, когда она пригладила юбки своего бледно-голубого платья.

– Вчера вечером отец убедил Брайант принести мне одно из моих старых платьев, – усмехнулась она. – Это был ее последний поступок.

В тот день они обвенчались, Нед и Лидди, – без колоколов, без органной музыки и цветов, но в присутствии любимых друзей и родных, впятером. В какой-то момент он посмотрел на ее похудевшее восковое лицо, на яркие голубые глаза, радостно глядевшие на него, на ее руку, державшуюся за него, и на него нахлынуло ощущение, что впереди у него новая жизнь. Когда они вышли из церкви, Лидди тяжело повисла на его руке. Тревоги и напряжение этого дня лишили ее сил, и она споткнулась. Он испугался, что она не выдержит и лишится сознания, но она прошептала ему на ухо:

– Итак, любимый мой. У нас все только начинается.

Мэри привезла из сада тети Шарлотты лепестки роз и осыпала ими новобрачных. Ноздри Неда уловили их слабый аромат. Парень, жаривший фундук, и проезжавший на коне джентльмен улыбнулись им и приподняли в знак приветствия шляпы. Даже викарий, торопившийся к своему больному прихожанину, помахал им своей черной шапочкой.

– Да пребудет с вами благословение Господне, мои дорогие. Счастья вам обоим на всю жизнь.

– Я думаю, что мы заслуживаем счастья, правда, Нед? – серьезно сказала Лидди.

Сентябрь

Возле Голубятни растет инжир. Твой прадед Нед посадил его вскоре после их приезда. Он любил инжир, и дерево стало для него символом нового жизненного этапа. Инжир созревает в сентябре, и он восхитительно вкусный с медом и острым сыром.

Мама любила это дерево. В летнюю жару его крона загораживала от лучей солнца стеклянную крышу Голубятни, в которой работал отец, и дарила прохладу. Теперь инжир сильно разросся, и стеклянная крыша кажется темной от густой листвы. Когда плоды начнут падать, Джульет, залезай наверх и убирай их со стекла. И в октябре тоже. Только будь осторожной и не упади.

Когда он сжег свою картину, стекло потрескалось и выпало. Дерево тоже обгорело с одного бока. Потом мама поставила новое стекло, я была маленькая и помню, как это было, и теперь круглый немигающий глаз смотрит в небо. В Голубятню поставили для меня кукольный домик. Все стало так, словно пожара никогда и не было.

Когда стареешь, то почему-то отчетливо вспоминается детство. События семидесяти-восьмидесятилетней давности, давно позабытые и оставшиеся в далеком прошлом, теперь всплывают в моей памяти с хрустальной ясностью. Я непрестанно думаю о них.

Срезай головки подсолнухов. Храни их в сарае, и они порадуют тебя к Рождеству. Я потом объясню почему. А ты тем временем расслабься и жди осень. «Мое любимое время года», – говорят некоторые недоумки. Они идиоты. Осенью все начинает разваливаться. Учти это. Готовься.

– Мамочка?..

– Да, доченька?

– У меня опять неприятность.

– О’кей-о’кей. – Джульет казалось, что она уже проснулась, но, когда она вскочила с продавленного дивана и ее босые ноги встали на гладкие доски пола, у нее закружилась голова. Подняв тяжелые веки, она увидела стоявшую в дверях маленькую фигурку и поняла, что все еще спит.

– Я нечаянно.

– Ничего страшного, доченька, – ласково пробормотала Джульет, открывая дверь спальни. – Давай переоденься… ох…