Сад утрат и надежд - Хэрриет Эванс

– Я велю Брайант принести тебе одно из твоих платьев, чтобы тебе было во что одеться. А не в это тряпье. Впрочем, что-нибудь скромное. Признаю – это стыд. Ты должна привлекать взгляд любого мужчины, моя дорогая, должна быть пухлой маленькой птичкой, созревшей для земных радостей. Чтобы они хотели тебя заполучить, любой из них, но они не получат тебя. Никто не получит. А вот сейчас тебя никто не захочет.

Он слегка содрогнулся, и Лидди увидела, как в уголках его рта скопилась слюна.

– Отец… – Она выскользнула из его пальцев, сделав вид, что хотела взять его за руки. – Дорогой отец, спасибо.

– А. Ладно, – хмыкнул он.

– Могу я надеяться, что скоро опять побуду в твоей компании? Мэри… Мэри сказала, что ты был ужасно одиноким после того, как изгнал Руперта. – Она наклонила голову и с улыбкой взглянула на отца.

Он нахмурился.

– Значит, тебе известно, что Руперт вернулся? Поэтому ты упомянула его? Поэтому?

Она мгновенно испугалась и покачала головой:

– Нет, отец, клянусь, я ничего не знаю.

– Этот паршивец вернулся из Парижа и говорит, что хочет меня видеть. Я встречусь с ним, потому что я добрый отец и умею прощать, но его имя удалено из Библии раз и навсегда, и я сказал, что он больше никогда не переступит порог нашего дома… – Он подозрительно посмотрел на нее: – Ты точно ничего не знаешь об этом, а?

Лидди тряхнула головой:

– Нет, отец. Прости.

Мэри ничего не говорила ей о возвращении Пертви – значит, она тоже ничего не знала? Тут Лидди вспомнила про удар по оконному стеклу, и ее глаза с испугом метнулись в ту сторону.

– Сейчас мы с мисс Брайант обсуждаем, можно ли тебе позволить в ближайшие несколько месяцев выходить из комнаты, – сказал мистер Дайзарт. – Конечно, это не тюрьма, Лидия, дорогая. Это твой дом! – Он широко раскинул руки в маленькой комнате, и Лидди почувствовала, как ее сердце наполнялось ненавистью к нему, настоящей ненавистью, густой, черной, ядовитой, словно нефть. Она улыбнулась.

– Спасибо, отец, – сказала она. – Я буду весьма признательна.

– Я передам ей и скажу, что я доволен тобой. В конце концов, ведь я твой отец. – С этими словами он вышел из комнаты и стал, кряхтя от подагрической боли в ноге, спускаться по ступенькам. Зная, как он не любил, когда кто-то видел его в такие минуты, Лидди осторожно закрыла дверь своей спальни.

Она услышала, как отец что-то крикнул с лестницы – его голос был теперь еле слышен, так, лишь верхние тона, но показался Лидди довольным. Потом она застыла, когда ему ответил голос мисс Брайант, чистый и пронзительный, проникавший в любую щелку.

– Нет, сэр. Я согласна. Она исправляется. На мой взгляд, во всяком случае, она стала менее истеричной.

Лидди знала, что мисс Брайант в курсе, что Лидди слышала ее слова и что Лидди понимает, что гувернантка осведомлена об этом. Она дождалась, когда затих стук трости и удалились голоса. Тогда она повернулась к окну и осторожно открыла его. На карнизе лежал маленький, как ей показалось, камень, завернутый в коричневую бумагу.

Она поняла, что удача наконец-то была на ее стороне: удача, что она не выдала себя и ничего не сказала отцу, удача, что она научилась так легко лгать, удача, что кто-то бросил камешек с такой точностью, хотя уже догадалась, что никто, кроме Пертви, не был способен на такое.

Пертви!..

Лидди схватила камешек и замерла, напряженно прислушиваясь к голосам отца и мисс Брайант. Надорвала коричневую бумажку, размотала ее по спирали, и на ладонь выпала маленькая деревянная фигурка: мужчина с кистью в руке, шляпа набекрень, улыбка на лице, другая рука на бедре. Лидди показалось, что от фигурки струилось тепло.

Она стала срывать оставшуюся бумагу – но вдруг заметила, что на ней что-то написано. Тогда он положила ее на пол и разгладила.