Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

и просто бородатых деревенских мужиков, приезжавших на разбитых УАЗах, «Нивах» или трехколесных мотоциклах. Фанатичного блеска в глазах у них не было, но зато явно чесались руки порвать кого-нибудь на британский флаг. При такой тяжелой жизни война, особенно победоносная — это не дополнительная тягота, а отдых.

Но Богданов не разделял их надежды на легкую прогулку и вкусные трофеи. Война обещала быть на своей территории. Враг уже стоял у ворот. Разведка — и воздушная, и обычная, о двух ногах — давала полную картину движения огромной массы транспорта с Алтая на север. Давно уже мертвые дороги не видели тысячу автомобилей разом, а тут их было не меньше. Грузовики всех размеров, вездеходы и даже автобусы. Половина их были в таком состоянии, что могли выдержать дорогу только в один конец. Значит, «гости» собирались остаться на новом месте жительства.

«Неужели так всегда, черт возьми?» — думал Богданов, когда они сидели рядом с Машей за чаем, к которому был хлеб со сгущенным молоком. Консервы были положены не ему как помощнику лидера, а ей как выздоравливающей. За окном лето. Не жарко — жары они давно не видели, но после климатических аномалий эти теплые дни воспринимались как чудо. Но никто в городе  не мог спокойно наслаждаться ими.

Ну почему так всегда происходит? Ведь у них в Подгорном был настоящий пассионарный взрыв, совсем по Гумилеву. За эти полтора года они многое сделали из разряда почти невозможного. На их глазах происходил этногенез — рождение нации. И он, простой смертный, внес в это деяние, которое раньше считал прерогативой мифических пророков, свою крохотную лепту.

Маша вздохнула и кружка в ее руке дернулась. Она, подумал Богданов, могла бы рассказать про уютный мирок, про тепло домашнего очага…. Не важно. Теперь все это — и великое, и малое — могло быть растоптано чужими сапогами, смешано с грязью.

«Уже и секира при корне дерев лежит», — сказал ему отец Сергий, когда они ехали назад, три автомобиля на пустой автостраде, лавируя среди груд ржавого металла.

Богданов понял эту метафору и вздрогнул. Вот уж от кого он не ожидал пессимизма и пораженческих настроений.

Ну, нет. Не дождетесь, гады. Мы вам эту секиру в одно место засунем.

Священник тоже принимал участие в посольстве, оставив на время паству, отговорить его не смогли. Но алтайцев его визит не впечатлил. У них там таких было трое, все в золоте. Отец Сергий по завершении визита отказался отвечать на вопросы Владимира  о содержании их бесед, а это означало, что ничего хорошего он сказать не может. И от синодального объединения Подгорный отказался, так и остался независимой епархией. Сам их батюшка был скромнее папы римского Франциска и никогда не позволил бы себе есть блины с мясом, когда его прихожане голодают, и уж тем более не стал бы промывать им мозги, внушая покорность. Сам он больше говорил о спасении души через праведную жизнь. Зато нормальной школы в городе так и не открыли. Все учителя гнули спины на полях.

Владимир понимал настроение отца Сергия. Священнику было от чего прийти в уныние. Он ожидал найти братьев по духу, а нашел чужаков, для которых вера была только полезным инструментом. Еще он явно боялся предстоящих столкновений, но не так, как боятся малодушные. Не своей смерти, не своей боли. Он не хотел пролития крови. Братской, как сам он сказал.

«Да куда же от нее денешься? — подумал Богданов. — Да и какие они нам братья? Тамбовский волк им братец».

У него в сердце уже ничего не было, кроме холодной решимости убивать и, если понадобится, быть убитым.

*** 

Всю вторую половину апреля и весь май поисковики провели в разъездах. Но берега Оби и Нового моря они больше не посещали, даже после того, как великая сибирская река одним могучим рывком, за одну ночь, освободилось ото льда. Теперь областью поисков стала северная часть бывшего Алтайского Края.

Настя не понимала необходимости рисковать, когда склады города буквально ломились от добра. Но приказ есть приказ, говорил ей Антон, и пока другие вгрызались в мерзлую землю, творя непонятную стройку века, Караваев и его подопечные продолжали рыскать по соседнему региону. Он рассказывал ей далеко не все, но, похоже, цель их вылазок изменилась. Они теперь не искали все, что могла использовать их маленькая цивилизация, а занимались разведкой в военном значении этого слова.

Он обещал вернуться до начала июня, но что-то у них там не срослось. Всего пару раз Настя заходила в комендатуру. Ну, может, не пару, а тройку. Ей не хотелось обращать на себя лишнее внимание, тем более для того, чтобы услышать дежурное «все в порядке». Она знала, что если что-то случится, ей сообщат. Мощности радиостанции сталкеров хватало для связи с Подгорным, но сеансы не предназначались для личных разговоров.

Уже целый месяц Настя подолгу ждала у окна. «Я знаю, что ты вернешься», — говорила она и сама не верила. Иногда слезы капали из глаз — всего по одной — и катились вниз, как капли дождя по стеклу. Начало июня выдалось чертовски холодным, и небо как будто чувствовало ее настроение. Это позднее лето обещало быть очень короткой передышкой перед новой суровой зимой.

В какие-то моменты Настя была уверена, что никогда больше не увидит его, и повторяла, как мантру: «Ну почему же так?..»

Перечитывала глупые строчки, написанные прошлым летом, думая, что станет легче. Но буквы расплывались у нее перед глазами, и читать то, что было доверено бумаге в дни безоблачного счастья, было больно.

Пыталась писать, но ничего не складывалось. Только один раз у нее родилось короткое стихотворение, но и его она тут же уничтожила, вырвала страницу и сожгла. Отложив дневник,  часто ложилась на кровать прямо в одежде. Даже работа и необходимость видеть людей, когда на душе неспокойно, была сродни пытке.

Дни сменялись днями, город жил своей жизнью.

Первого сентября начался учебный год. Она по-прежнему почти каждый день ходила на свою основную работу. И вкладывала в детей знания, которые считала такими ненужными, монотонно и старательно, как робот, рассказывая им про русскую литературу девятнадцатого века. Но даже здесь теперь было пусто и одиноко. Странно, но отсутствие Александра, который постоянно пропадал на строительных работах, тоже оставило в ее душе пустоту, хоть и гораздо меньшую. Может, он бы понял ее.

Не с кем было даже перекинуться парой слов. Подруги, настолько близкой, чтоб искреннее разделить с