Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

вакханалия. И это была не первая деревня, про страшную судьбу которой ополченцы услышали. По мере своего быстрого продвижения из Алтая с заходом на территорию Кузбасса, южная орда сеяла смерть и разрушение. Те, кто жил достаточно близко от шоссе, кто не успевал убежать и спрятаться, становились ее жертвами, даже если они никогда не слышали про Подгорный. Их не только грабили, резали и насиловали, но часто еще и ели. Грузовики и автобусы южан двигались быстрее, чем новости об их приближении. Поэтому многих на нейтральных, ничейных землях вторжение застало врасплох. Несколько женщин оказались не из Гусево или соседних селений, а из Кузбасса. Их, теперь наполовину потерявших разум, алтайцы забрали оттуда в качестве трофея и везли с собой, удовлетворяя свою похоть во время остановок, а может и на ходу. Женщин, как рассказала одна из них, хватало максимум на сотню километров, после чего их выбрасывали прямо на дорогу.

Это был пряник. Войско Сибагропрома явно было довольно. Но там, где был секс, сразу же появлялась водка, наркотики и начинались разборки между своими. Поэтому Бесфамильный, прибывший сюда недавно и временно отстранивший их начальника, садиста по кличке Череп, этот передвижной бордель пресек. Он мог быть не офицером, а просто самозванцем, но он навел среди армии вторжения мало-мальский порядок. Пряник в виде возможности грабить и насиловать у нее отобрали, взамен применив кнут — и настоящий, пастуший, и фигуральный - угрозу децимации.

«Вы теперь солдаты, а не говно. Все получите после победы, а пока будете как монахи, — говорил он орде со своего командирского танка, после чего показательно расстрелял пятерых самых отпетых из башенного пулемета». А женщин с теми детьми, кто еще был жив, выгнали в лес на поживу волкам. Сам Бесфамильный после этого уехал – видимо, с инспекцией в другие части и подразделения.

Крупный бизнесмен Мазаев, о котором Богданов много рассказывал после своего вояжа, был рачительным хозяином, и первый удар должна была нанести именно орава, набранная не из его крестьян, а из бродяг северной части Алтайского Края. В награду им обещали еду, теплые жилища, женщин, но они явно были расходным материалом. Не все тут были потерявшими человеческий облик существами. Кого-то просто гнала нужда. Один из «языков» выглядел как нормальный мужик, божился, что у него есть семья под Барнаулом, которой он обещал вернуться с едой. Но не меньше половины из этой компании знали вкус человеческого мяса.

Имея при себе действующего представителя власти, Сибагропром получил доступ к горам оружия, пусть и устаревшего. Поэтому легко мог вооружить хоть все население региона. В этой войне количественный перевес был не стороне Подгорного. Поэтому и тот не мог себе позволить миндальничать.

Еще через четыре часа перехода ополченцы были у Гусево. Они шли в глубине опушки уже начавшей дичать березовой рощи, в километре от шоссе, приближаясь к деревне с юга. Кровососущие насекомые досаждали им в самом начале пути,  уже на второй день всем бойцам раздали тюбики репеллента. Теперь их скорее могли бы учуять, но, похоже, командир решил, что если его подчиненные будут махать руками и чесаться — это много хуже. И все равно звон комариных стай стоял у них в ушах, как только они спустились с гор в более влажную часть региона. А ведь кроме комаров были еще и энцефалитные клещи, активность которых из-за сбившегося климатического календаря трудно было предсказать. Эти уже просто опасны для жизни.

К населенному пункту подходили с тыльной стороны, с задворков. Не только этого поселка, но и всей страны, подумал Александр, глядя на покосившиеся заборы, сгнившие явно до Зимы. При этом дома у автодороги, делившей поселок надвое, были вполне приличными, обшитыми пластиком, некоторые даже с покосившимися спутниковыми антеннами, которые никто не удосужился снять.

Овраги, промытые разлившейся речкой, канавы-ливнеотводы, которые вырыли вдоль шоссе дорожные рабочие алтайцев.

Самих строителей уже не был в живых. Разведка прошла здесь недавно, трупы убитых врагов лежали там, где застала их смерть. Люди в синих спецовках улеглись спать там, где утром они должны были досыпать гравием разбитую дорогу. Здесь прошло много колесной техники, и все указывало на то, что в ближайшие дни должно пройти еще больше. Условно комбатанты — их автоматы лежали рядом на земле на расстеленном брезенте рядом с лопатами.

Собирать разбросанное оружие не было времени. Скоро в поселке поднимется тревога.

Данилов понимал, что, даже если местных жителей в деревне нет, в самой орде имеется много безоружных «хиви»: шоферы, повара, прочая обслуга. И всех их надо тоже убивать, тут не до рыцарства. Потому что все они работают на свою победу и их поражение.

Урчал дизельный генератор, а может, и несколько. В двух-трех домах горел свет. Горел он и на нескольких столбах по периметру огороженного участка, где раньше было небольшое фермерское хозяйство, и на самих зданиях фермы. Далеко на востоке, где уже проступало пятно будущего рассвета, виднелось гораздо больше огней. Там второй батальон должен был атаковать аэродром и хранилище ГСМ в соседней деревеньке с татарским названием Манай.

Они приближались к цели. Еще в деревне была большая пилорама, магазин и одноэтажное здание, совмещавшее раньше функции почты и сельсовета. Именно в последнем находился штаб.

— Растекаемся, — Ключарев поднял руку. — Двум смертям не бывать, одной не миновать.

Он очень любил фразеологизмы с корнями «мор» и «мер». По его одежде без всяких знаков различий нельзя было определить в нем командующего.

Александр понял, что до боестолкновения остаются считанные секунды и его охватило странное чувство. Дегуманизация. Сколько сил тратили «геббельсы», чтоб доказать, что враг ниже человека, и поэтому его надо убить. Богданов тоже про это рассказывал. Но с Сашей творилось обратное. Он вдруг почувствовал, что он сам не человек, а один из вооруженных приматов в одной из двух стай. Прошлое не существовало. Был только этот день, когда он должен был выполнить свой долг или погибнуть. Или и то, и другое.

Боец-разведчик, в лохматом маскировочном костюме похожий на лешего, в котором Александр с трудом узнал Мельниченко, приятеля Антона Караваева, провел их отделение черед минное заграждение, протянувшееся как раз в том месте, где они собирались идти. Мельниченко выглядел подтянутым и куда более жилистым, чем раньше. Он махнул им рукой, показывая, когда путь стал безопасен, и исчез.

А дальше началась работа. Не подвиг, а именно труд, такой же грубый, как работа на скотобойне.

Было уже достаточно светло, чтоб разглядеть ближайшие дома. Где-то запела