Хорошая девочка попадает в неприятности - Софья Подольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обри, ты позволишь? — Лена повернулась к режиссеру.
— Да на здоровье, птичка.
— Прошу прощения, что не называю имен. Все актрисы, пожалуйста выйдите на сцену. Спасибо. А теперь скажите, за что герой полюбил героиню?
— Она красивая, — Мэдлин успела первой.
— Спасибо, еще варианты?
— Красивая и хорошо поет.
— Красивая и работящая.
— У нее чистая душа, — тихо пробормотала миловидная шатенка.
— Благодарю всех. Кейлин, да? Знаете первую песню? Отлично. Спойте, пожалуйста. Начинайте, как будете готовы.
Высокий чистый голос актрисы зазвенел в зале. Трогательно и безыскусно она рассказывала историю Золушки. Немного застенчиво, чуть-чуть неуверенно, но очень искренне. Лена довольно улыбнулась и потерла руки. Обри с гордостью потрепал ее по волосам. А Талли прошептал наклоняясь к режиссеру:
— Ты должен мне десять монет.
— За что? — мигом включилась Лена.
— Проспорил я ему, птичка. Талли ведь говорил, ты ее выберешь.
— Ясно. Половина моя.
— Это еще почему?
— Потому что у нас уговор.
— Ты — очень жестокая женщина, Лена!
— Знаю, — кивнула даже не улыбнувшись. — Возражения по Золушке есть? Отлично. Обри, поговори с Мэдлин, пожалуйста. Ей придется взять роль сестры. Талли, можно тебя на пару слов?
Обри поднялся на сцену, раздавая ценные указания по поводу завтрашней репетиции, а Лена медленно пошла к последнему ряду партера. Опустилась на скамью, жестом приглашая барда присесть рядом. Она была как-то неправильно серьезна. Молча смотрела вперед, словно не решаясь заговорить. Наконец резко выдохнула и повернулась к Талли.
— Актерам до сегодняшнего дня говорили, кто автор?
Бард опешил.
— Лена, ты приняла слова Мэдлин всерьез?
— Ответь на вопрос, пожалуйста.
— Имени не называли, но все знали: мои только песни, а автор — женщина.
— Спасибо, — на мгновенье отвела глаза и вновь виновато посмотрела на Талли. — Извини меня, пожалуйста. Я подумала, что…
Лена переплела пальцы в замок. Было невыносимо стыдно за необъяснимую вспышку гнева, внезапную нервозность и почти детскую обиду, которые захлестнули, как только Мэдлин отдала авторство Талли. Раздражала излишняя фамильярность актрисы. И то, как многозначительно она смотрела на барда. И снисходительное презрение, мелькнувшее в глазах, когда Мэдлин взглянула на Лену. Самодовольное превосходство признанной красавицы. Лена хорошо знала этот взгляд и давно не чувствовала себя так неуверенно. Толстой, неуклюжей, неуместной. Это было настолько неправильно, несвойственно ей теперешней, а эмоции оказались так сильны, что Лена тут же ушла в себя. Дальше, за ощущения и знакомые реакции, к самым корням. Туда, где жила девочка, когда-то считавшая себя некрасивой, неправильной и от этого ненужной. И сейчас она горько плакала от обиды и несправедливости. Судорожно всхлипывала, жалобно шмыгала и терла покрасневшие глаза кулачком. Лена опустилась перед ней на колени. Обняла, шепча слова утешения, вытерла рукавом слезы, поправила косички и принялась расспрашивать, что именно расстроило малышку.
Лена перебирала варианты, но пасьянс не сходился. Она не должна была реагировать так, однако реакция была. Гремучая смесь из презрения к себе, злости и обиды все еще пенилась в крови. Восстановила в памяти мизансцену и проиграла эпизод заново, внимательно фиксируя свои ощущения. Всматривалась в каждый кадр, пока не появилась догадка. Отказываясь верить, проверила трижды и наконец назвала расстроенной девочке причину и имя. Девочка, вздрогнула и уткнулась в Лене в плечо, пряча вновь выступившие слезы. Утешила бедную малышку. Переплела косички яркими лентами, сменила старое платье на новое, украшенное цветами, бантами и блестящими камушками. И сказав напоследок: "Ты — самая красивая", — поспешила обратно и принялась за уборку. Ругаясь про себя на чем светстоит, выметала из головы обиду, злость и стыд. Восстанавливала душевное равновесие, укрепляла внезапно поддавшиеся границы и пыталась свыкнуться со своим открытием. Только этого ей сейчас не хватало! Воистину, у богов интересное чувство юмора.
Талли внимательно наблюдал за внезапно замершей Леной. Она сидела неподвижно, сильно наклонившись вперед, опустив голову. Причина ее странного поведения во время прослушивания стала понятна. Непривычно, конечно, видеть, как кто-то всерьез воспринимает Мэдлин, но с другой стороны, Лена с ней только познакомилась. Талли еще раз вспомнил разговор и согласился: разозлилась Лена по делу. Однако с обвинениями не набросилась. Спросила и тут же извинилась за ошибочные подозрения. Фактически инцидент был исчерпан. Тогда почему сейчас такая реакция? О чем она думает? Захотелось потянуть девушку за плечи, заставить выпрямиться, убрать с лица упавшие занавесом пряди и заглянуть в глаза. Талли почти коснулся ее, когда Лена очнулась. Подалась вверх, запрокинула голову, повела плечами, сделала глубокий вдох и наконец-то открыла глаза. Улыбнулась тепло и чуть виновато.
— Извини. Нужно было успокоиться. Мне стыдно, что подумала о тебе плохо. Прошу прощения.
— Недоразумение, — развел руками бард, — с кем не бывает?
— Со мной. Точнее не должно быть. Спасибо за понимание. Мир? — протянула руку.
— Мир.
Талли аккуратно сжал маленькую ладонь. От прикосновения вдоль позвоночника взметнулись искры, а в воздухе запахло яблоками. Лена задумчиво смотрела на соединенные руки, вслушивалась в свои ощущения, не замечая реакции барда. Неловкую паузу разрубил громогласный крик Обри.
— Вы там костюмы идете смотреть или как?
Вздрогнув от резкого звука, Лена высвободила руку и спросила задорно:
— Идем ковыряться в старых тряпках?
— Жестокая ты женщина, Лена. Это ж его сокровища!
— Сокровищами они станут потом. Когда мы с Сольвейг поработаем. А пока это старые тряпки.
Встала со скамьи. Потянулась, расправила платье.
— Идем, друг Талли, нас ждут великие дела.
Поднимаясь бард не заметил, как на слове "друг" Лена улыбнулась. Горько, словно смеясь над собой.
На следующий день в театр пришли втроем. Сольвейг с Леной закрылись в костюмерной и периодически выдергивали туда утвержденных актеров. Обри вел репетицию, а Талли обеспечивал музыкальное сопровождение. Так началась в жизни друзей веселая пора подготовки спектакля. Сольвейг получила небольшой, но ответственный заказ и полновластной хозяйкой воцарилась в комнатке, заваленной разнообразным тряпьем. С актерами провели разъяснительную беседу. Талли лично предупредил всех мужчин: косой взгляд в сторону Сольвейг, не говоря уже о чем-то большем, чреват малоприятной беседой сначала с ним, а потом с самим магистром Ринвальдом. Последнего Лена специально притащила в театр, чтобы подтвердить серьезность угрозы. Хотя Рину все это преподнесли иначе. Мол, нужно осмотреться на месте и определить можно ли реализовать задумку с иллюзиями.