Наследник рода Ривас - Св Ск Са

Общая иерархия артефакторов выглядит следующим образом.

Ученики проходят стадии: ученик-артефактор – при поступлении на обучение; ученик гильдии – после завершения четырёхлетнего обучения; ученик-ремесленник – после шестилетнего обучения и при условии самостоятельного изготовления артефакта низшего класса.

После девятилетнего обучения и при условии самостоятельного изготовления артефакта определённого класса одарённый становится подмастерьем и получает знак либо подмастерье-артефактор, либо подмастерье-ремесленник.

Если же ученик смог внести качественные улучшения в любой артефакт, то он после обучения сразу получает знак мастера гильдии. Кстати, учитель Бернард имеет звание подмастерье-ремесленник.

Претендент на звание мастера должен изготовить свой собственный артефакт или разгадать секрет какого-нибудь из артефактов древних времён. По значимости открытия ему присваивают звание либо мастера гильдии, либо мастера-ремесленника, либо гранд-мастера ремесла.

Если человек открывает новый класс артефактов, или за иное подобное достижение, ему присваивается звание мастера-творца.

Мастер-ремесленник тем временем продолжал:

– Конечно, по своим навыкам ты вполне можешь претендовать на звание ученика-ремесленника, уж стандартную палочку ты всяко осилишь, но против этого восстанут все мастера.

Я немного подумал, связался с обеими опекуншами и уже на следующий день считался учеником мастера-ремесленника Браувера, причём с двадцать седьмого декабря шесть тысяч восемнадцатого года. Экзамен же на звание ученика гильдии должен был пройти в декабре. К этому моменту мне было необходимо представить экзаменационную работу. В выборе объекта для работы мастер меня не ограничивал.

Другим вопросом, занимавшим меня на данной сессии, была проблема некачественных иллюзий Земли. Причина же такого вопиющего несовершенства оказалась довольно проста. Тут действительно – хоть стой, хоть падай. Тысячи лет развивать искусство и не заметить элементарного! Надо не просто создать образ, но и добавить капельку внушения, позволяющую зрителю самому домыслить то, что он видит. Согласитесь, если образ иллюзии в глазах наблюдателей будет слегка отличаться, то это гораздо меньшее зло, нежели расплывающиеся контуры иллюзии, позволяющие любому осведомлённому человеку понять, что перед ним именно иллюзия.

А вот с исправлением подобного недостатка дело обстояло уже не так просто. Ментальная магия на Земле вообще вещь в себе, настолько в зачаточном состоянии она находится. Но при этом те же мыслепроекторы и ещё пара изобретений попросту не вписываются в картину полного загона этого направления магии под плинтус. Мне на сегодняшний момент откровенно не хватало знаний для того, чтобы определить, возможны ли вообще эти выдающиеся достижения при нынешнем уровне менталистики Земли, или они – остатки былой роскоши времён свободного сообщения с Гранью, или вовсе – привет из Гипербореи.

Но больше всего времени в эту сессию у меня заняло общение с профессором де-Эйк. Услышав от Франца сплошной поток славословий в мой адрес, она решила всерьёз взяться за моё образование. Конечно, я ей очень благодарен за науку, но не стоило поручать мне стимулировать реакцию, которую проходят на последнем курсе университета. Разумеется, у меня ничего не вышло, а эта гадская смесь, взрываясь, стремится осесть на ближайших поверхностях и окрашивать их во все цвета радуги. Мало того, от этой окраски вас не спасёт никакой костюм защиты, хорошо хоть, кроме этого эффекта, она фактически безвредна. А в том, что профессор де-Эйк сделала это специально, я больше чем уверен: посмотрев на меня в таком виде, она удовлетворённо кивнула и впервые на моих глазах взялась за ту лопаточку для помешивания зелий, которую я ей подарил взамен расплавленной мною.

* * *

Первые признаки подступающего выброса я увидел двадцать девятого февраля, а накрыло меня уже через час после принесения весенних даров.

В этот раз сбор энергии в кокон мне дался ещё тяжелее. Боль была уже вполне сравнима с болью при управляемом мною выбросе за пределами замка Ипр. Мало того, она не утихала и далее. Ну, и последнее – резерв увеличился на одну целую, две десятых эона – ощутимо меньше, чем обычно в маркизатстве. Поэтому с экспериментами над собой я решил завязать.

Даже ещё третьего марта я чувствовал себя очень неважно, поэтому выехал пораньше, чтобы была возможность передвигаться с меньшей скоростью.

Я ехал, развалившись на диване кареты – ура моему маленькому (надеюсь, пока маленькому) росту. Напротив меня сидело двое. Одним из моих попутчиков был благородный Эшли, а вот с другим, Клодом фон Штаунзахером, я познакомился только вчера.