Каратист: без компромиссов. Том 4 - Алим Тыналин

уже определена. Надо блокировать ноги противника и бить его руками в ближнем бою. Но зачем сейчас об этом говорить девушке? Которая как раз может все рассказать противнику.

С другой стороны, ее можно использовать. Посмотрим, скажет ли она Жану секретные сведения. Заодно проверю ее умение хранить тайны. В котором я, впрочем, очень сильно сомневаюсь.

— Вообще-то, да, у меня есть опасения, — я состряпал унылую физиономию. — У меня после последнего боя что-то ребра побаливают. Видимо, ушиб нечаянно. И еще, рука левая совсем не работает. Так что, я вряд ли могу ему противостоять.

Эмили перестала улыбаться. Оглянулась на Жана. Посмотрела на мою руку.

— Как так? Разве у вас нет врача? Разве ты тогда не должен уйти с состязаний? Ты же можешь сильно пострадать.

Я покачал головой. Как мило, но действительно ли она настолько встревожена? Или это умело скрываемое торжество?

— Нет, конечно, для нас это пустяки. Как можно из-за такого сойти с дистанции? Да никогда в жизни. Только если меня оттуда унесут на носилках.

Эмили потрогала мою руку. Сжала, отпустила, снова сжала запястье.

— Так больно? Ты хотя бы показался врачу? Может, у тебя там перелом? Тебе же тогда вообще нельзя участвовать.

Я осторожно убрал руку.

— Да, я покажусь врачу. Но только чтобы чуток совесть освободить, а так его решение ни на что не повлияет.

Девушка казалась встревоженной. Я пожал ей ручку, оглянулся на окрик Щепкина, который как раз позвал меня внутрь и сказал:

— Мне надо идти. Твое предложение насчет ужина в силе? Смотри, скоро узнаем, кто будет платить.

Но Эмили только слегка улыбнулась.

— Смотри, не приходи туда со сломанной рукой. Ты нужен здоровый, целый и невредимый. Хотя, с учетом нашего вида спорта, вряд ли это получится.

Она еще раз пожала мне руку, слегка, кончиками пальчиков и я отправился к Щепкину. Парни из французской команды глядели мне вслед. Погода чуток нахмурилась, налетел порыв холодного ветра.

— Ну, что она говорит? — спросил Щепкин на ходу, когда я подошел и мы поднимались по ступенькам к главному входу в стадион. — Ты посмотрел на своего соперника? Как думаешь, что с ним делать? Мне не дают покоя его ноги. Он ими может такие выкрутасы проделывать, так что там мало шансов.

Я пожал плечами. Вообще-то, это тренер должен предлагать тактику предстоящего боя. Но Щепкин пока что не предложил ничего интересного. Наоборот, спрашивает у меня совета.

— Мне надо помедитировать, — я посмотрел в глаза тренеру. — Может быть, тогда чего-нибудь придет в голову. Какая-нибудь грандиозная идея. Это самое лучшее, что я сейчас могу предложить.

Щепкин кивнул и отстал от меня. Мы договорились, что он придет, когда меня вызовут и разошлись по разным местам.

Он отправился в зал, а я в раздевалку. Сел там в позу лотоса и закрыл глаза. Прошло совсем немного времени и шум из зала соревнований отступил.

Я сосредоточился на самом себе. Представил себя сидящим в лесу, вокруг щебечут птички и шелестит листва. Главное — отвлечься от соревнований, а для этого надо мысленно унести себя подальше отсюда. Куда-нибудь в приятное местечко.

— Эй, Ермолов, вставай, скоро твой выход, — кто-то тряс меня за плечо. — Надо же, тут такой бой важный, а он дрыхнет, как у себя дома.

Это Щепкин. Пришел-таки. Надо же, а я сам не заметил, как задремал. И вроде бы ничего не придумал нового, для того, чтобы справиться с Жаном.

Но, с другой стороны, есть ли смысл что-то планировать, когда в бою ситуация меняется каждую секунду. Лучше уж просто определить общую тактику, а уже потом действовать по обстановке.

Я поднялся, вышел вместе с тренером обратно в зал для проведения соревнований. Сначала меня слегка оглушили крики зрителей и каратистов, но потом я привык.

На татами уже как раз выступал первый из нашей команды. Он бился с другим французом, в среднем весе.

Вроде тоже шел неплохо, давил на противника, постоянно атаковал ногами, а французские болельщики негодующе кричали. Не хотели, чтобы их боец проигрывал.

Я начал разминку. Через пару минут все закончилось. Я обернулся, уверенный, что нашего бойца объявят победителем и чертовски удивился, когда увидел, что он проиграл. Да уж, опять тут нечего ждать справедливости.

— Надо выиграть так, чтобы ни у кого не осталось сомнений, — сказал Щепкин. Он глядел на хмурое лицо нашего бойца и тоже не сиял от радости. — Понял? Не знаю, как ты это сделаешь, но тебе надо уложить противника спать. Надолго и надежно.

Ну, это понятно. Мы находимся в столице Франции.

Само собой, что все судьи и организаторы соревнований будут на стороне хозяев. Это аксиома, не требующая доказательства.

Мне сейчас предстоит выступать против одного из самых перспективных французских бойцов. Так что, сопротивление будет отчаянным. Если я не смогу выбить из него дух, то меня точно закроют по очкам. Это стопудово.

— Ну все, давай, — Щепкин хлопнул меня по спине. Как раз объявили мою фамилию. — Ни пуха, ни пера. Давай, сделай его. За тобой сейчас все наши следят. Если не ты, то кто же?

Ох, не люблю я такие подставы. Я поднимался на татами с каменной рожей. Все это чертовски отвлекает от поединка.

Никакой сосредоточенности. Никакой концентрации. О чем здесь можно говорить, когда все мысли о том, как бы не проиграть?

Я поглядел на Жана, переступающего с ноги на ногу в противоположном конце татами. На его нахальную ухмылку. И тут же решил про себя, что не буду стремиться к победе.

Плевать. Пусть все будет так, как будет.

В конце концов, это как раз то, о чем я учил своих учеников. И к чему сам стремился. Надо уходить от желания победить. Не становиться связанным им по рукам и ногам. Если проиграю, то проиграю.

— Хаджиме! — крикнул рефери и отскочил в сторону.

В прошлой жизни я уже сталкивался с саватье. И это был искусный парень.

Мастер своего дела. Он мог ударом ноги потушить сигарету, торчащую в зубах у другого человека. Или просто забить гвоздь в стену, подошвой своего ботинка.

Так, кажется Жан имеет все шансы вскоре стать таким же умельцем. И сейчас он быстро и ловко подскочил ко мне и нанес высокий боковой удар в голову.

Я уклонился и тут же Жан нанес другой, только уже в мою голень. Действовал он ужасающе быстро.

Сават, собственно, для этого и предназначен. Изначально его использовали моряки в портах, для развлечения.

Били противника в самые уязвимые места — в пах, голень или по коленям, причем не голыми ногами, а тяжелыми башмаками, еще и подкованными гвоздями. Сават вообще-то и означает «старый башмак».

Позже к забиванию ногами добавили и удары палкой или ножом. Рукопашные поединки проводились между бедняками, моряками и простолюдинами, как дуэль, до первой крови или смерти соперника, тут уж как договорились.

Потом это превратилось в спорт. Когда уже нельзя выдавливать глаза, царапаться и бить в пах. Тогда же добавили удары руками, а драку на палках заменили боем тростью. В общем, получился почти кикбоксинг.

Впрочем, именитые мастера савата все равно предпочитали работать ногами. В отличие от англичан, которые вовсю пропагандировали обычный бокс.

Вот и сейчас Жан успел ударить меня три раза, в голову, по колену и в грудь. Я присел и подставил ему подсечку. Успел-таки подловить.

Жан не удержался на ногах и грохнулся на маты. Зрители заревели от негодования. Рефери ничуть не обратил на это падение внимание, зато Жан заработал один балл. Так, очень интересно.

Теперь противник стоял и смотрел на меня, и ждал, что я сделаю дальше. Судя по всему, он решил поменять тактику и дождаться моей атаки, чтобы тут же контратаковать.

Я глядел ему в глаза и никак не мог понять, сказала ему Эмили про мою ложную травму или нет. Ну, ничего, дайте я попробую выманить его из этой крепкой позиции. И одновременно проверить, что там ему нашептала Эмили.

Хотя, должен признаться, я на девяносто девять процентов уверен, что девушка ему уже давно все рассказала. Известно ведь, как женщины умеют хранить тайны.

А тут такой лакомый кусочек. Хорошие сведения про меня, основного конкурента на соревнованиях. Ну как тут удержаться?

Поэтому я чуть изогнул туловище и состряпал слегка заметную гримасу, как будто пытался не показывать боль. Мол, смотрите, я отчаянно пытаюсь скрыть тот факт, что у меня