Дитя четверга - Сандра Браун

– Да, – сказала она, затрепетав, ибо его рука пробралась к ее груди и затеяла с ней игру. Однако Эллисон еще сохранила остатки благоразумия, оттолкнула нескромную руку и добавила:

– При одном условии.

– При каком же? – спросил он, снимая смокинг.

– Если ты расскажешь мне, на какие средства живешь.

Тяжело вздохнув, Спенсер бросил смокинг на стул. Некоторое время он сидел, опустив голову. Волосы падали ему на лоб. Наконец он поднял глаза на Эллисон.

– Наверное, тебе это не понравится, Эллисон. Но, – он покачал головой, словно выражая покорность судьбе, – мне придется показать мой тайник.

Эллисон сцепила руки.

– Тайник?

– Да. Место, где я храню товар.

Включив лампу, он подошел к стене каюты и присел на корточки. Распахнулась дверца, и Эллисон увидела встроенный в стену сейф из нержавеющей стали.

Сердце Эллисон бешено колотилось, пока Спенсер набирал комбинацию цифр. Затем он опустил ручку вниз, потянул за нее, и сейф открылся. Она приготовилась увидеть все что угодно: цилиндры с ураном, чертежи космических кораблей, пачки кокаина. Эллисон затаила дыхание, когда Спенсер вытащил плоскую черную коробочку, похожую на те, в которых могут храниться драгоценности. Краденые? Спенсер протянул ей коробочку:

– Вот то, чем я торгую.

Руки ее дрожали, когда она нажимала на защелку. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взглянуть на содержимое.

– Марки? – Она подняла недоверчивый, недоумевающий взгляд и переспросила:

– Это марки?

– Не просто марки, – несколько раздраженно сказал он. – Я должен сказать, что…

– Марки! – удивленно выкрикнула Эллисон.

Спенсер распрямился.

– Я филателист. Собиратель марок. Не выпуская из рук коробочки, в которой находилось четыре марки, она с облегчением опустилась на кровать.

Зачем делать из этого секрет? Почему ты скрываешь, чем занимаешься?

– Потому что все на это реагируют точно так же, как и ты. Согласись, подобное занятие не очень нравится людям.

– Дэвис думает, что ты… ну да ты знаешь, что он думает.

– То же самое думают и большинство моих друзей. Зачем их разочаровывать? Если им хочется думать, что я занимаюсь какими-то таинственными делами, какой от этого вред?

– Просто не могу в это поверить!

– Ты разочарована?

– Конечно, нет! Просто… – Она обвела взглядом яхту, интерьер которой говорил, что на расходы не скупились. – Неужели можно жить на это?

Спенсер хитро улыбнулся и понизил голос.

– Я не эстет. Мною не движет необоримая страсть к тому, чтобы обладать редчайшими марками, как это свойственно большинству коллекционеров.

– Тогда в чем смысл?

– В деньгах, – сказал он, сверкнув глазами. – Моя задача – получить информацию о том, что некий коллекционер готов продать марки. Я их покупаю, храню несколько лет, оцениваю и продаю коллекционеру, который посвятил свою жизнь тому, чтобы иметь в своей коллекции ту или иную марку. Он готов заплатить за нее астрономическую сумму. Конечно, часть дохода идет на покупку других марок. Здесь не все. Наиболее ценные марки хранятся в сейфе в Нью-Йорке. Те, которые ты держишь в руках, стоят несколько сотен тысяч долларов.

У Эллисон от удивления открылся рот. Она снова бросила взгляд на коробочку с марками.

– Несколько сотен тысяч долларов за четыре марки?

– Перестань произносить слово марки таким тоном! Это не те марки, которые ты облизываешь языком и наклеиваешь на почтовую открытку! Это произведения искусства!

– Я вовсе не черню их. Просто я… – Она вдруг вскочила с кровати. – Я зла на тебя за то, что ты дал мне повод думать, будто занимаешься чем-то ужасным.

Он взял из ее рук коробочку и запер в сейф.

– Успокойся, Рыжик. Ты собираешься выйти за меня замуж или нет?

Схватив Спенсера за волосы, она встряхнула его.

– Думаю, да. Ты все еще похож на безжалостного пирата или насмешника.

– Благодарю. У этого пирата на уме только одно – любить тебя.

– И ты намерен постоянно плавать в какую-нибудь Турцию и бросать меня на целые месяцы?

– У меня есть кое-какие планы. К вящему удовольствию моих клиентов, которые вынуждены годами гоняться за мной по всему свету, я собираюсь открыть постоянную контору. Она может находиться и в Атланте, коли ты там работаешь и там же живут наши семьи. Кстати, ты скоро увидишь моих родителей. Ты им наверняка понравишься.

– Ты говорил о планах.

– О да! Я найму себе агента для текущих дел. А ты и малыш можете посещать со мной наиболее интересные места.

– Это чудесно!

Спенсер стал раздевать Эллисон и, снимая каждую вещь, говорил: «Любит – не любит», как приговаривают, гадая на лепестках ромашки. Его руки блуждали по ее обнаженному телу, трогали и ласкали, как бы говоря о том, насколько он соскучился по ней.

– Что чудесно? – пробормотал Спенсер. – То, что я задумал, или это? – Он накрыл ладонями упругие груди, поласкал их, затем приник ртом к соскам.

– То и другое.

Опустившись перед Эллисон на колени, он стал целовать живот и пупок. Его руки обвились вокруг ее бедер.

– Не могу дождаться, когда ты растолстеешь, нося моего ребенка. – Он нежно прикоснулся губами к рыжеволосому треугольнику.

– Я тоже не могу дождаться. – Она откинула голову назад, возбужденная пылкими ласками Спенсера. – Я подарю тебе славного малыша.

– Я знаю. И я буду любить его почти так же, как и тебя. – Он поднялся, подхватил Эллисон на руки и уложил на кровать.

– Ты не разделся, – заметила она в промежутке между поцелуями.

– У меня не было сил ждать.

– У меня тоже. – Она задохнулась от сладостных ощущений, когда руки Спенсера скользнули между бедрами и стали гладить влажную теплую плоть.

Она сдернула с него рубашку и стала покрывать поцелуями грудь, касаться языком затвердевших сосков.

– Проклятие! – сквозь зубы проговорил Спенсер, когда ее руки двинулись к животу. – Неужели ты та самая девственница, которую я привел сюда несколько недель назад?

– Та же самая. – Она расстегнула ремень и молнию на брюках. Спенсер застонал, когда ее тонкие пальцы погрузились в жесткие волосы.

– Тогда ты даже не дотронулась до меня.

– Я стеснялась тебя.

– Ты и сейчас меня стесняешься, Эллисон?

– Нет! Я люблю тебя.