Россия-Турция: 500 лет беспокойного соседства - Иван Стародубцев

Вот там бы весь этот копошащийся «гадюшник» и накрыть ковровым бомбометанием в едином порыве сплотившегося прогрессивного человечества, замечтаемся мы на секунду и тут же сами себя одернем: исходя из того, сколько зарубежных стран оказалось вовлечено в сирийский конфликт прямо и косвенно со своими узконациональными интересами, этот конфликт ряд обозревателей даже поспешил отнести к категории мировой войны.

Не стоит, конечно, сгущать краски, но линии фронта в сирийском конфликте, зачастую невидимые для простого глаза, простираются далеко за пределы географических границ самой Сирийской Арабской Республики, региона и евразийского континента. Понятно, что при отсутствии внешних спонсоров у сирийской «оппозиции» и у разномастных террористических организаций официальный Дамаск рано или поздно контроль над ситуацией в стране восстановил бы. Верно и обратное: при наличии у них по факту таких спонсоров, но без внешней поддержки самого Асада, – официальный Дамаск пал бы, каковая перспектива перед ним предстала воочию летом 2015 года.

Рассуждая на тему современных конфликтов, в последнее время все чаще говорят о войнах нового типа, используя какой-нибудь замысловатый термин типа «гибридная». Как Первая мировая война отличалась от наполеоновских войн, как Вторая мировая война отличалась от Первой, так и ведущаяся в настоящее время сирийская война отличается от всех предыдущих. Ведь человечество эволюционирует непрерывно вместе с развивающимся опережающими темпами искусством массового уничтожения себе подобных. И в этом смысле все конфликты, неизменно ведущиеся на переднем крае достижений науки и техники, разумеется, отличаются друг от друга по своей сомнительной «продвинутости». Особенностью сирийского конфликта на фоне формальной вовлеченности в него большого числа стран (свыше семидесяти) является минимальное участие многих из них при невиданной доселе роли освещения событий в СМИ – реальных, вымышленных и находящихся на стыке правды и лжи.

В качестве одной из первопричин ряд обозревателей указывает на столкновение суннитского и шиитского течений в исламе, где с одной стороны линии фронта – суннитская коалиция, ведомая монархиями Аравийского полуострова и включающая Турцию, а с другой – шиитский «пояс», – выходящий из-под режима международных санкций и постепенно набирающий мощь Иран и его союзники – Ирак, Ливан и официальный Дамаск. Если смотреть на ситуацию до предела упрощенно, то западные страны в общем и целом оказываются на стороне первых. Ну а в свою очередь, Российская Федерация и Китайская Народная Республика – на стороне вторых. Региональная сверхдержава Израиль в этой системе уравнений оказывается где-то посредине, как и положено умудренному древнему народу, маневрируя и ведя диалог с обеими сторонами.

При этом мысль о суннитско-шиитском противостоянии иногда объясняют «молодостью и пассионарностью» ислама как мировой религии, проводя при этом параллели с религиозными войнами в Европе пятисотлетней давности – мол, лет через сто или двести регион перемелется, успокоится, и снова зазвучит ночью в узких ближневосточных переулках протяжно-заунывное «в Багдаде все спокойно».

Что-то, конечно, в этом есть, но здесь все же налицо путаница с понятиями: расхождения в религии нередко становятся спусковым крючком крупных конфликтов, но никак не могут претендовать на роль первопричины, которая всегда комплексна и в общем виде может быть разложена на последовательность слагаемых – факторов политического, экономического, социально-демографического и прочих свойств. Когда все факторы сходятся в нужную комбинацию, вопросом становится лишь то, какой «триггер» сработает и когда.

Так, собственно, получилось и в имеющей важное транзитное значение Сирии, которая для этой ситуации не только созрела или, лучше сказать, в достаточной степени расшаталась, но и весьма некстати для себя попала в фокус интересов внешних игроков, включая своих непосредственных соседей.

И здесь важнейшую роль сыграла новая внешняя политика «миротворца» Обамы, объявившего об «уходе США» из региона и ставшего для местных игроков предвестником скорого образования вакуума силы на Ближнем Востоке. Конечно, легче сказать, чем сделать на практике: уж слишком США завязли в тех же Ираке и Афганистане. Однако факт остается фактом: развитие технологий коммерческой добычи сланцевых нефти и газа снижает значимость для американцев ближневосточных энергоносителей и делает неминуемым дистанцирование США от этого еще недавно стратегического региона с его государственными границами, весьма условно «по линейке» прочерченными столетие назад великими державами, а посему очень и очень зыбкими. Серьезным сигналом арабскому миру о том, сколько ломаных центов на деле стоит их дружба с США, стало то, как быстро и без тени сомнения в ходе «арабской весны» американцы сдали «умеренным исламистам» своего многолетнего союзника – президента светского Египта Хосни Мубарака.

С другой стороны, продолжающиеся, невзирая ни на какие санкции и давление со стороны США и стран Европейского союза, ядерные исследования Ирана к первому десятилетию XXI века привели, по оценкам экспертов МАГАТЭ, эту страну к порогу обладания собственной атомной бомбой. Как бы трудно ни шла у Ирана разработка средств доставки, это означает констатацию возникновения в регионе ядерной державы – первой, или, скорее всего, все же второй – после Израиля. Дело не в сомнениях автора, а исключительно в многолетней официальной позиции самого Иерусалима, который не подтверждает, не отрицает и не комментирует вопросов, связанных с наличием или отсутствием у Израиля ядерного оружия. От чего всем должно становиться только понятнее, что у Израиля оно таки есть…

По доказанным запасам нефти и природного газа у Ирана с арабскими соседями, в общем-то, паритет. По нефти, согласно оценкам «British Petroleum», Иран занимает четвертую строчку в мировом рейтинге после Венесуэлы, Саудовской Аравии и Канады, находясь вровень с Ираком. По газу уступает лишь России, зато заметно опережает «сильный, но легкий» Катар. Однако по целому ряду прочих, ключевых параметров арабам за персами не угнаться.

Речь, конечно же, идет не о валовом внутреннем продукте и не об удельном ВВП к численности населения. По части последнего пальма первенства всегда будет либо у экономических сверхдержав вроде США, либо у карликовых или средних по размерам государств. Тех, кому небольшим «коллективом» посчастливилось обосноваться на «скважине» или на любой из разновидностей транзита – хоть грузов, хоть финансов. Ну там, «банковская тайна», «налоговая гавань» или «удобный порт» в стратегической и обустроенной должным образом точке мира, и всенепременно – с красивой набережной. Чтоб обдуваемым морским бризом прогуливаться по ней в парусиновых штанах и белой панаме…

Зато с точки зрения достигнутого научно-технологического, промышленного и военного потенциала, а также по численности и образованности своего населения Иран и, допустим, Саудовская Аравия или Катар – это вообще игроки разных лиг. Мы в предыдущей главе уже говорили про важность собственного производства того, что немного условно именовали «двигателями внутреннего сгорания».

Да-да, иранцы умудрялись тянуть к себе западные технологии, подчеркнем – не товары, а именно НИОКР и производство, невзирая на жесточайший санкционный режим. С отключением от международной межбанковской системы SWIFT, что превращало каждый отдельно взятый взаиморасчет с Ираном в своего рода финансовый квест. И это еще не все: любой проведенный платеж дамокловым мечом висит над каждой компанией, которая покусилась на блокаду Ирана, грозя преследованиями со стороны США и ЕС по всему миру, невзирая на юрисдикцию нарушителя, позицию его собственного государства и сроки давности.