Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе - Андрей Шляхов

Из поликлиники Страшкевич уволилась еще до суда. Официально – по собственному желанию, а на самом деле – по настоянию Шишовой. Полина Викентьевна придерживалась распространенного мнения, что горбатого только могила исправит, и не желала держать у себя кадры, подобные Страшкевич.

– Раз уж сподобилась вас увидеть, Антон Владимирович, то спрошу заодно, – вспомнила Шишова. – Что такое невероятное ожидается в среду на конференции, раз Пахомцева звонит мне и особо напоминает, чтобы явка была стопроцентной? Неужели сама Медынская приехать собирается?

Начальник окружного управления здравоохранения Элла Эдуардовна Медынская появлялась в поликлинике нечасто. Где-то раз в два-три года.

– Нет, Медынская не приедет, – ответил Антон Владимирович. – Приказ по департаменту будем зачитывать и разъяснительную работу вести.

– Так можно же объяснить толком!

– Очень долго каждому объяснять отдельно. Придете на конференцию, там и узнаете...

– Вы меня так заинтриговали, что я теперь спать не смогу, Антон Владимирович. Хоть в двух словах скажите – что это за приказ такой?

– Да вас он в общем-то и не касается, Полина Викентьевна, это больше по участковой части. В Северо-Западном округе терапевт, дежуривший в воскресенье по поликлинике, констатировал на дому смерть семидесятипятилетней женщины, наблюдавшейся в поликлинике, и выписал свидетельство о смерти. Явно на констатацию не ходил, потому что милиция, приехавшая осмотреть труп, заподозрила насильственную смерть от удушения подушкой. Труп пошел на судебно-медицинское вскрытие, подтвердившее насильственную причину смерти. Врач сейчас под следствием, выясняют, не был ли он подкуплен племянником умершей. Ну и, как водится, очередной приказ об усилении контроля за выдачей врачебных свидетельств о смерти. Татьяна Алексеевна будет проводить занятие по этой теме.

– Господи, – Шишова перекрестилась, – из-за одного чудака на букву «м» всей Москве покоя нет.

– А как же вы хотели? – улыбнулся Антон Владимирович. – «Один за всех и все за одного», помните?

– Как же не помнить, – Шишова закатила глаза. – Я была председателем совета отряда... Мечтала стать актрисой. Вы можете себе представить, что в юности я была копией Марины Ладыниной?

– Могу, – соврал недрогнувшим голосом галантный, как и подобает офицеру, пусть даже и отставному, Антон Владимирович. – Вы и сейчас на нее похожи.

– Но актрисы из меня не получилось, – Шишова смахнула согнутым пальцем набежавшую слезу. – Два года подряд поступала по кругу в ГИТИС, Щуку, Щепку и всегда неудачно. Потом взялась за ум, пошла работать санитаркой в Боткинскую и одновременно начала готовиться в медицинский. Раз уж, решила, актрисы из меня не вышло, так хоть пользу людям буду приносить. Вот и приношу...

– Приносите и дальше, Полина Викентьевна, – перебил главный врач, не желая битый час слушать воспоминания Шишовой. – Я вас более не задерживаю.

Примерно четверть часа Антон Владимирович уделил личной жизни. Увы, Черная Лилия оказалась такой же жадной хищницей, как и добрая дюжина (если не две), ее предшественниц. Ничем, кроме материального статуса Антона Викторовича, она не интересовалась. В итоге первое свидание продлилось недолго – около часа и, разумеется, оказалось последним.

«Неужели здесь собрались одни сучки?» – печалился Антон Владимирович, просматривая новые анкеты.

Почти половина женщин рассказывали о себе в стихах, а если точнее, то одним-единственным стихотворением, которое Антон Владимирович давно выучил наизусть.

Начиналось стихотворение словами:

«Я по жизни такая всякая,

То пугаюсь, то лезу в драку я,

То уродина обалденная

То красавица несравненная!»

После интригующего начала шел перечень достоинств объекта:

«Я готовить умею по-разному,

И в постели бываю страстною.

Но, бывает, впадаю в депрессию...»

Больше всего Антону Владимировичу нравилась концовка:

«Извращенцам не суетиться —

Знайте, жду я Прекрасного принца!»

«Ну разве не лучше написать о себе: «Люблю живопись, кошек, индийские фильмы», – думал Антон Владимирович. – Хоть какое-то, а создается представление о человеке. Или там: «обожаю кататься на коньках и заниматься сексом при свете». Но эта заезженная муть, что она может сказать о человеке? Только одно – «дура я!»

Тем, у кого в анкетах находилось это стихотворение, Антон Владимирович никогда не писал. К сожалению, не радовали и все остальные. В жизни отставного подполковника медицинской службы не было места празднику, и оттого он порой впадал в неистовство.

В тихое, интеллигентное неистовство, когда внешне – никаких признаков, а внутри словно извергается вулкан Везувий. Хочется вскочить, начать крушить все вокруг, задать всем перцу, короче – устроить последний день Помпеи. Однако последний день Помпеи автоматически становился бы последним днем руководства поликлиникой, а этого Антон Владимирович допустить не мог.

– Как ты смотришь на то, если я буду выходить замуж в красном брючном костюме? – спросила Елена, паркуясь на полупустой по раннему времени стоянке гипермаркета «О’ШОП», в который они с Даниловым приехали за провизией на неделю, а то и на две.

– Резко отрицательно, – не раздумывая, ответил Данилов.

– Почему? – Елена вытащила ключ из замка зажигания и открыла дверцу.

– Потому что я вправе рассчитывать на невесту в классическом свадебном наряде. Платье колоколом...

– Фата?

– Фата непременно!

– Что она будет символизировать? Мою утраченную еще в прошлом веке невинность?

– Чистоту и непорочность твоих помыслов! К тому же красный цвет – это цвет агрессии, тотального доминирования... Совершенно неуместно...

– А если розовый?

– Слушай, а это вообще можно делать?

– Что?

– Обсуждать со мной свадебный наряд.

– Можно. Считается, что не к добру, когда невеста показывается жениху в свадебном наряде до свадьбы. А обсуждать можно. Кстати, а ты в чем будешь жениться?

– Надену костюм, серый...

– Ты хочешь начать новую жизнь в старом костюме? – Елена остановилась и обернулась к Данилову. – Ты чего, Данилов? Давай устроим себе полноценный праздник в новых нарядах...

– Праздник – он в душе, а не в нарядах! – возразил Данилов. – Насчет белого платья колоколом я, конечно, пошутил. Против красного брючного костюма тоже ничего не имею. Но только прошу не рядить меня во фрак!

– Фрака не будет, – пообещала Елена. – Но вот черный костюм будет как нельзя более уместен.