Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе - Андрей Шляхов

– У меня тоже пока ни одного не было. Звонил, правда, один деятель, аппаратуру предлагал.

– Это еще не все знают, что в двести тридцать третьей физиотерапевт появился. Так вот, месяца два назад этот Сергей Иванович сообщил, что уходит на повышение в головной офис и будет оттуда руководить работой всех московских медицинских представителей. Заодно и намекнул во всеуслышание, что если, мол, кто желает на его место, то он может составить протекцию.

– Добрый человек!

– Очень! Как сегодня стало ясно, клюнули четверо – Гойда, подростковый врач, и участковые: Коканова, Гусь и Лебедев. Я подозреваю, что и Низматов стопудово не устоял, но его сегодня не было, он вроде как болеет. Дело в том, что в разговоре с глазу на глаз Сергей Иванович намекнул каждому из желающих, что его протекция стоит триста баксов.

– Ух ты!

Официантка принесла чай в большом фаянсовом чайнике с розами.

– Хачапури будет через десять минут, – сообщила она. – Уже в печь поставили.

– Спасибо, – поблагодарил Рябчиков и продолжил: – Ну там вроде как по две штуки баксов ежемесячный оклад, так, во всяком случае, расписал Сергей Иванович, плюс еще и премии. За такое счастье триста баксов заплатить не жаль. Они, короче, и заплатили. По отдельности, разумеется. Каждый был уверен, что он единственный! Сергей Иванович получил деньги, пообещал, что подвезет анкеты, необходимые для трудоустройства, и пропал. С концами. А сегодня в полдень к нам явился знакомиться новый представитель «Мерит, Шорт энд Хоуп». На вопрос Лебедева, «куда пропал Сергей Иванович?», новый представитель ответил, что его давно уволили за плохие показатели и пофигизм. Тебе налить чаю?

– Нет, спасибо, пусть получше заварится.

– Тогда и я подожду. Ну, Лебедев сразу же впал в истерику: «Как же так? Он же у меня деньги взял!», к нему присоединилась Гойда, слухи же у нас моментально всю поликлинику облетают, а вечером уже бились в истерике пришедшие на прием Коканова и Гусь. И несбывшихся надежд жаль, и денег. Должен сказать, что меня подобное легковерие просто возмущает. Ну как так можно!

– Это тебя еще не искушали как следует, – улыбнулся Данилов.

– У меня одно искушение, – помрачнел Рябчиков. – Хватит с меня.

– Очередные неудачи? – осторожно поинтересовался Данилов.

– Да как сказать... С одной стороны, я чувствую, что я ей нравлюсь, н у, во всяком случае – что я ей не противен. Она даже иногда мне улыбается. Но стоит мне предпринять хоть мельчайший шажок к сближению, как она тотчас же замыкается, и словно железный занавес опускается между нами. Сначала я думал, что она кокетничает, потом решил, что она сомневается в искренности моих намерений, однажды набрался храбрости и спросил, почему я ей не нравлюсь...

– Такие вопросы женщинам задавать нельзя.

– Почему? В них же нет ничего крамольного?

– Это заведомо пораженческий вопрос, – объяснил Данилов. – Ты уже смиряешься с тем, что проиграл, и смеешь надеяться только на то, что тебе объяснят причины твоего поражения. Настоящий мужик, он – победитель! Он никогда не сомневается в победе или хотя бы тщательно это скрывает. В первую очередь от предмета своего обожания. Так, во всяком случае, думает подавляющее большинство женщин.

– А что полагалось спросить настоящему мужику?

– Нечто вроде: «Почему ты боишься признаться себе в том, что я тебе нравлюсь?» Улавливаешь разницу. А лучше ничего не спрашивать, лучше действовать. Причем в трудных случаях полезно чередовать периоды активных атак с периодами ледяной холодности. Это озадачивает, интригует и заставляет задуматься.

– В тебе чувствуется опытный сердцеед.

– Спасибо за комплимент, – поблагодарил Данилов. – Н у, где там наши хачапури? Есть хочется ужасно.

– Тебе же сказали – в печи.

Рябчиков взялся за ручку чайника и наполнил чашки.

– Отвлекись пока чайком.

– Придется, – Данилов пододвинул к себе свою чашку. – Я тебе скажу так – будь настойчив, но не навязчив, оставляй ей свободу для маневра, создай у нее как можно более лучшее впечатление о себе... Черт побери, я изрекаю банальные прописные истины, но по-другому выразить свои мысли я не могу... Только сначала сядь и подумай – а оно тебе надо? Не создал ли ты в мыслях своих некоторый идеал, не имеющий ничего общего с реальной Юлией? Если уверен в себе, то действуй, добивайся своего, потому что свое нельзя отдавать никому. Данилов помолчал и добавил:

– А вообще-то все это чушь, досужие. Если вам суждено быть вместе, то вы будете вместе. Я вот только вчера подал заявление в ЗАГС с женщиной, в которую влюбился еще в институте.

– Нам несут хачапури, – сказал Рябчиков, – и под них я с удовольствием послушаю твою историю, если ты захочешь ее рассказать.

– Почему бы и нет? – Данилов отодвинул чашку, освобождая место для солидных размеров тарелки. – Под такой хачапури я могу рассказать тебе не одну, а три истории.

– Что не съешь, можно взять с собой и разогреть дома в микроволновке.

– Сразу видно, что ты никогда не бегал целыми днями по участку, – с видом бывалого участкового врача заявил Данилов, вооружаясь ножом и вилкой. – Не исключено, что я повторю заказ.

– Сразу видно, что ты не умеешь есть хачапури, – парировал Рябчиков. – Их положено есть руками, не прибегая к помощи столовых приборов.

У любого врача есть свой пунктик, своя причуда, своя «визитная карточка». Один любит назначать антикварные горчичники, другой зациклен на настоях и отварах целебных трав, третий – люто ненавидит аспирин и никому из пациентов никогда его не назначает.

Причуда доктора Гуся была низменной и коварной, совсем как ее обладатель.

Ни для кого не секрет, что пациенты, как и люди, бывают разные – худые и толстые, вредные и не очень, щедрые и скупые, доверчивые и недоверчивые, раскованные и «зажатые»... Желающие могут продолжить перечень до бесконечности.

Вредные, скандальные и чересчур дотошные пациенты не нравились доктору Гусю. Так же, за компанию, не нравились ему и те, кто не имел привычки «подогревать» доктора «спонсорской помощью», проще говоря – подачками.

Собственно говоря, все перечисленные категории пациентов мало кому из врачей нравятся. Скорее всего – не нравятся никому. Но врачи не вправе выбирать, кого им лечить, а кого нет. Назвался груздем – цепляйся на вилку и не увиливай!

Разумеется, если с одним, отдельно взятым пациентом, врачу ну никак не удается найти общего языка, разве что только матерного, то в таком исключительном случае (а это действительно исключительный случай, ведь врачей даже учат, как находить общий язык с любым пациентом; да-да, учат, на кафедре психиатрии, целый год учат) врач может передать пациента кому-нибудь из своих коллег. Бери, мол, брателло, твори, выдумывай, пробуй. Авось и того...