Душа - Анна Веди

– Здесь очень красиво и так много фиников! А вот ещё и абрикос, и шелковица. А сколько роз! Потрясающе.

Я наклоняюсь над красной розой и вдыхаю её запах. Патрик наблюдает за мной. Розовая роза пахнет немного по-другому, но также изумительно. А вот белая и коралловая розы. У всех разный аромат.

– Мне больше всего нравится запах коралловой. Он напоминает мне карамель и детство.

– Я рад, что вам нравится. Моя мама всегда мечтала иметь сад из роз. Отец всё сделал для осуществления её мечты. И этот дом, и парк из фиников. Жаль, что он умер.

– Сочувствую, – я поднимаю голову и с состраданием смотрю на Патрика.

Мне хочется сказать, что я понимаю, как это, жить без близких людей. Ведь я всю жизнь прожила без мамы, её заменила бабушка в первые пять лет моей жизни. И даже её я не помню. Мой отец пока жив и поддерживает меня. Но слова застряли у меня в горле, и я ничего не смогла сказать.

– Прошу в дом. Спасибо, что согласились приехать к нам в гости. Это большая честь для нас.

– Да что вы! Я обычная художница, – скромно отвечаю я, опуская глаза.

– Для меня вы… Не буду повторяться, что во сне увидел вас и создал скульптуру, которой не перестаю любоваться.

Мы заходим в дом. Стеклянные и хрустальные люстры под потолком тяжестью нависают над полом. Кажется, вот-вот упадут и рассыплются искрящимися брызгами. Мать Патрика с лучезарной улыбкой выходит нам навстречу. Я украдкой щиплю себя, чтобы убедиться, что это не сон, и я не в раю, что я в реальном мире.

– Как я рада снова видеть вас! – приветствует меня она.

– Взаимно! У вас здесь так прекрасно, – восхищаюсь я.

Мы проходим сквозь большой зал, вдоль стен которого стоят диванчики и мягкие пуфики, в столовую. Все комнаты очень большие, просторные и светлые. В столовой сервирован стол на три персоны. Мы садимся и в неторопливой беседе приступаем к ужину.

– Вы знаете, Ева, когда-то в молодости мы приходили в гости к семье, которая обратилась к моему мужу, – он доктор, – за помощью. По невероятной случайности та девочка должна была родиться в один день с нашим Патриком, и её звали Ева.

– А родителей девочки как звали? – спрашиваю я между прочим.

– Не помню, честное слово, не помню! – мать Патрика хмурится, пытаясь достать из памяти давно ушедшие события. – Это же было так давно. Кажется, у девочки не было матери. Только отец и бабушка.

У меня внутри как будто всё оборвалось, и я даже откладываю приборы в сторону.

– Что с вами, Ева? – Патрик замечает моё необычное волнение.

– Меня воспитывал один отец. Бабушка помогала, пока была жива. Всё очень сходится…

– Что вы имеете в виду? – Патрик наклоняется в мою сторону и тоже откладывает приборы.

– Мне отец рассказывал, что у нас есть дальние-дальние предки, которых звали Ева и Патрик. Они были мужем и женой и усыновили двенадцать детей. От них мы и пошли. Мы никогда не общались ни с кем из родственников, по сути, они и не являются таковыми. Это было очень давно, много поколений сменилось. Мы с отцом посчитали, – это примерно триста лет. Моего отца назвали в честь одного из их усыновлённых детей Амиром. Запомнились эти Ева и Патрик, потому что они проводили какой-то эксперимент с душой.

– Ох!.. – мать Патрика роняет бокал на пол и без сознания оседает на стуле.

Патрик выскакивает из-за стола и подбегает к матери. Я подношу стакан с водой. Через некоторое время женщине становится лучше.

– Как ты нас напугала. Что с тобой?

– Действительно, очень много совпадений. Меня тоже назвали в честь дальней родственницы, которую звали Руди. А когда ты созревал в имбераторе, – мама кивает Патрику головой, – я часто приходила к тебе и разговаривала с тобой. Мне как будто слышалось, что кто-то говорит мне: «Я Патрик. Я Патрик. Я Патрик». Поэтому мы так тебя и назвали.

– Ты мне никогда об этом не говорила, и отец тоже.

– Мы не считали это чем-то важным и существенным. Я всегда думала, что это ерунда, и мои родители так считали. Просто мама как-то вскользь рассказала об этой давней истории нашей семьи, о том, что у нас в роду принято брать в семью приёмных детей. Моя мама была приёмной дочерью. Её прабабушка тоже усыновила и удочерила пятерых. Но среди её детей вышел конфликт и чуть ли не убийство из-за денег и драгоценностей, которые были у моих прапрабабки и прапрадеда. Моя мама чувствовала некоторую вину и поэтому дала мне имя Руди.

– Вот это ты меня удивила, мать! И почему не рассказывала мне раньше такую интересную историю? Ладно, дело прошлое. Забыли. Значит, по всей вероятности, мы дальние родственники?

– Не кровные, если судить по истории. Наших предков удочерили и усыновили, и наши настоящие родители не известны.

– Даже если бы мы были двоюродными братом и сестрой, это ничего не меняет. Значит, вот откуда у меня ваш образ! Что за эксперимент с душой? Интересно. И чем он закончился? И закончился ли вообще? А вдруг мы – продолжение этого опыта?

– Ну что ты такое говоришь, сынок! – мать смахивает слезу со щеки.

– Неспроста я слепил эту скульптуру незнакомой женщины, и её подобие в образе Евы предстало передо мной. Как будто я искал её.

– Мне тоже так кажется. Я тоже не связывала свою жизнь ни с кем, просто жила и рисовала. Меня ни к кому не тянуло и не влекло. А сегодня, стоя возле этой статуи, меня обуяло такое чувство притяжения, и я почувствовала такое влечение, что еле устояла на ногах. И потом вы, Патрик, и ваша мама… У меня чувство, что я вернулась в свою семью после долгого путешествия.

– Или просто мы встретились, две родные души. Может быть, когда-то мы умерли в других телах и теперь снова возродились.

– Интересно, для чего мы встретились?

– Чтобы снова прожить вместе.

– Как будто тогда мы не были вместе.

– Значит, надо что-то сделать или доделать.

– А может, просто прожить эту жизнь с удовольствием и как можно дольше?

– Уважаемые гости и посетители выставки. Сегодня вашему вниманию впервые представлены работы современных мастеров, использующих очень древние методы – скульптуру и рисование красками.

Виртуальный голографический распорядитель представляет мои и Патрика работы в реальном зале дома науки и творчества в Париже.

– Допустим, не впервые, – шепчу я Патрику. – Впервые было при нашей первой встрече.

– Он имеет в виду в Европе, именно масштабная выставка полного собрания работ. Тогда ведь в экспозиции участвовали не все твои картины, и это было в Ираке, а до этого ты выставлялась в маленьких залах и без меня.

– Как это? Практически все мои картины. Ну, кроме тех, которые мне не нравятся. А в остальном ты прав.