Сожженная карта - Кобо Абэ

— Видимо, о том же и я говорил…

— Когда проносишься по ней сотни раз, тысячи раз, начинает казаться, что количество выходов все сокращается, и в конце концов оказывается, что ты заперт в автостраде…

— В тот момент, когда мчишься по ней, неприятно думать о конце. Хочешь, чтобы это длилось бесконечно. Но стоит автостраде кончиться — и с содроганием думаешь, что она могла не иметь конца. Между ездой и мыслями о езде — огромная дистанция.

На губах женщины появляется едва заметная улыбка. Даже обычная улыбка была бы неуместна, а тут волнующая улыбка, будто она старается подладиться к моему тону. И сразу же она опускает глаза и приводит меня в уныние, как коммивояжера, которому с приторной вежливостью указали на дверь.

— Так что, — продолжаю я еще по инерции, — может быть, действительно не стоит уделять так много внимания дневнику. Дневник в конце концов лишь мечта о езде, а ваш муж ведь на самом деле уехал.

— А-а, о дневнике…

— О чем вы думали?

— Думала, что пойдет разговор о мужчине и женщине.

Она безразлично бросает слова, будто кусочки кожуры мандарина, и снова опускает рассеянный взгляд в стакан.

— О содержании дневника вы что-нибудь знаете? — В конце концов все это меня начинает раздражать. — Почему, объясните мне, почему вы не проявляете никакого интереса к дневнику мужа?. О ком вы, наконец, беспокоитесь, я перестаю что-либо понимать.

— Но брат как будто не придавал ему особого значения.

— Вы до такой степени доверяли брату?.. больше, чем своему мнению?

— В конце концов я осталась совсем одна.

Закрыла глаза, слегка покачивается и, кажется, совсем забыла о моем присутствии. Интересно, в сердце этой женщины воет ветер, бушуют волны, отвечающие ее настроению?

— Ну что, ж, поступайте как знаете. Мне неизвестно, что вы думаете о своем брате. Но вы ведь знаете правду, при каких обстоятельствах это случилось с ним?

— Да, да я должна вам рассказать.

Она кладет на колени большую белую прямоугольную сумку, совсем не гармонирующую с ее траурной одеждой, вынимает пакет, завернутый в газету, кладет его на стол и пододвигает ко мне. Неаккуратный, странной формы сверток. Судя по звуку, когда она его клала, сверток, видимо, достаточно тяжелый.

— Это что такое?

— Человек, который заговорил со мной… помните, такой небритый…

— Да, хозяин микроавтобуса. Он как раз торговал на берегу реки, когда все и случилось…

— Подарок принес на память о брате.

Не успел я спросить, что это такое, как сквозь дыру в газете резко сверкнула черная металлическая трубка. Пистолет! Подумав, что лучше не оставлять на нем отпечатков пальцев, я через газету берусь за ствол и осторожно отодвигаю подальше от края. Из свертка выпадает маленькая, похожая на пуговицу, серебристая вещица. Тот самый значок.

— Что это такое?

Я буквально оторопел от ее хладнокровия. Что за женщина! Каков ее обычный мир?

— Вы не знаете? Шестизарядный браунинг. Игрушечный.

— Игрушечный?

— Конечно, отверстие в стволе залито.

Я смотрел, она была права. Но и цветом, и формой, и весом пистолет нисколько не отличался от настоящего. Ощущение мертвящего холода, которое исходит от поблескивающего изгиба спускового крючка. Для психологического воздействия достаточно натурален.

— Оттого, что брат вытащил пистолет, он еще сильнее распалил своих врагов.

— Странно… ведь этот человек убежал оттуда еще раньше, чем я, и значит, не мог видеть, что происходило…

— Он оставил машину в безопасном месте и снова вернулся.

После этих слов мне нечего сказать. Мне бы самому следовало поспешить в контору строительства или в полицейских участок или предпринять еще что-нибудь. А я просто-напросто сбежал. На моих глазах убивали человека, а у меня не нашлось доброй воли, хотя бы такой же, как у хозяина микроавтобуса.

— Да, я не вернулся…

— Ему, кажется, каблуком ботинка проломили голову.

— Это странно. По словам старшего группы, его как будто застрелили.

— Не слушайте, что говорят эти мальчишки. Собственная выдумка моментально превращается для них в правду. Да и в полиции мне сказали, что он умер от побоев…

— Нельзя быть такой доверчивой.

— Вы думаете?

— Полицейские не спрашивали вас о муже, обо мне?

— Нет, не спрашивали…

— Эта штука, в общем-то, не стоит того, чтобы о ней говорить, — разозлившись, что пистолет ввел меня в заблуждение, и теперь уже смело оставляя на его поверхности отпечатки пальцев, — но все равно я сомневаюсь, следует ли считать занятие брата таким уж безобидным.

— Конечно. Этот пистолет раньше принадлежал мужу.

— Мужу… ему-то он зачем понадобился?..

— Он где-то купил его и похвастался брату, а тот отнял и отругал еще.

— Тоже странная история. Все должно было произойти наоборот. Если представить себе, чем занимался брат, он просто права не имел ругать за игрушечный пистолет. Вы, например, знаете, что делал брат там, на берегу, когда все это случилось?

— В общем…

— Собирал плату и открывал новые заведения для тамошних рабочих… эти микроавтобусы… если бы просто питейные заведения, еще ничего, но он держал там женщин и в открытую поощрял их заниматься проституцией… вы знали об этом?

— Да, в общем…

— В каких отношениях были ваш муж и брат? Я не думаю, что они одного поля ягода, но… когда я слушаю ваш рассказ, у меня создается впечатление, что вы относитесь к брату некритически…

— Мне кажется, я понимаю… брат не мог допустить, чтобы муж шутил подобным образом, так мне представляется…

— В таком случае, какие у него основания предостерегать вашего мужа?.. я не думаю, что он имел на это право…

— Право? Когда мне говорят о праве… — Женщина погружает палец в стакан и слизывает приставшую к нему пену. — Действительно, какая дикая случайность… из-за этой игрушки брат был убит… получается, будто муж убил его…

В выражении ее лица уживаются полнейшее безразличие и вот-вот готовое вылиться наружу напряжение. Женщина изо всех сил сдерживает вопль отчаяния, и меня вдруг пронзает эта ее разрывающая душу боль. Теперь моя очередь растеряться.

— Не преувеличивайте. Это простая случайность.

— Быстрее выбросьте его. Я ненавижу, ненавижу эту игрушку…

— Я возьму его себе. А сумка?

— И ее тоже… лучше всего выкинуть все это…

— В шесть часов я должен буду уйти…

— Пива больше не хотите?