Тайная жена Казановы - Барбара Линн-Дэвис

Марина придвинулась на кровати, крепко-крепко обняла меня. Я вцепилась в нее.

— Тихо-тихо, — прошептала она. Отстранилась от меня, вытерла мне лицо надушенным розовой водой платком. — Не любить тебя невозможно!

Мой Джакомо прислал мне письмо, залитое слезами и исполненное сожаления. Он уверял, что безутешен. Он все еще находился на Мурано, ютился в доме Кончитты. «Я жду неподалеку, — писал он, — сквозь стены я практически ощущаю биение твоего сердца». Ох! Если бы я могла его увидеть! Такая сладкая мука — быть исполненной таким желанием и пытаться снова и снова мысленно нарисовать его портрет силой любви.

Ко мне в келью пришла настоятельница Полина, как только новость о моем выздоровлении достигла ее ушей. До тех пор Кончитта пугала всех сказками о том, что меня сглазили и если они приблизятся ко мне — то и им несдобровать.

— Я слышала, ты поправилась, — сухо заметила настоятельница, держась подальше от моей постели. Она поднесла к носу букетик лаванды, чтобы очистить воздух. — Ты нас напугала.

Я заметила, как она нервно поглядывает на дверь. Очевидно, не могла дождаться, когда покинет мою келью. Боялась, что тоже может заболеть, если останется рядом со мной! Господи! Да она понятия не имеет, что происходит в монастыре прямо у нее под носом.

На следующее утро меня пришла проведать Арканджела. Она тоже понятия не имела, что произошло. Даже представить себе не могла. Ее мирок сузился до мира маленькой девочки, до конца жизни запертой в монастыре.

Она попыталась развеселить меня приглашением.

— Пойдемте… пойдемте со мной! — уговаривала она меня, сидя на кресле, приставленном к моей кровати. — Леоноре Вендрамини исполнилось шестнадцать, и сегодня она принимает обет! Весь монастырь вверх дном, готовится к приему гостей. Матушка настоятельница говорит, что мы все сможем выйти поздороваться с ними у ворот шлюза!

— Нет, спасибо, — ответила я. — У меня нет настроения наблюдать вместе со всеми, как эта бедняжка становится невестой Христа. — Меня интересовала только моя собственная свадьба.

Арканджела спала с лица. В конце концов, через несколько лет ее тоже будет ждать такая же судьба. Я тут же пожалела о своих неосторожных словах.

— Как думаешь, Леонора наденет красивые белые одежды? — спросила я, делая вид, что радуюсь за нее. Я ощутила, как к щекам прилила кровь, и губы расплылись в улыбке.

— Да! Обязательно! И самая прекрасная часть церемонии — это когда патриарх дарует ей особое кольцо, как венчальное!

При мысли об этом Арканджела посветлела лицом. Кто я такая, чтобы разрушить ее счастье? Разрушить ее счастье, сказав, что в моих глазах Леонора — не невеста на свадьбе, а скорее плакальщица на собственных похоронах?

— Пойдем вместе, — предложила я, чтобы ее не расстраивать. — Я смогу опереться на тебя, если почувствую слабость и не смогу самостоятельно добраться до ворот.

— Ой! — Арканджела порывисто обняла меня и поцеловала. — Спасибо!

Я медленно встала и начала с ее помощью одеваться. Временами у меня кружилась голова и двигалась я, как старуха. В зеркале я видела, какое у меня бледное лицо. Когда мы вдвоем брели по коридору, это было то еще зрелище: я словно олицетворение Смерти и ее подруга Горбунья рядом.

Мы вошли в тенистую аркаду. Я рукой обхватила Арканджелу за талию. Но когда мы вышли из-под каменной галереи, я ощутила, как благословенное солнце целует мое лицо. Я подняла голову, благодарная за то, что меня спасли от смерти. Благодарная и уверенная в любви Господа. Я ощутила, как по каплям возвращается сила, ощутила искру жизни.

Вдали я услышала звуки скрипок и тамбуринов, увидела, как в дальнем конце лужайки поблескивает водная гладь лагуны. Я убрала руку со сгорбленной спины Арканджелы.

— Ты ступай, — сказала я ей, — я тебя задерживаю.

— Вы не обидитесь? — Она нежно пожала мне руку.

— Нет-нет… я позже тебя догоню. — Я расцеловала ее в щеки, а потом убрала руку.

Арканджела неловко побежала, чтобы догнать группку монашек впереди нас. Оставшись одна, я ощутила облегчение. Мне не нужна Арканджела в роли костыля. Она на всю жизнь связана своим обезображенным телом, но я-то была здорова — рождена не для того, чтобы быть в монастыре, а быть любимой, выйти замуж и однажды стать матерью.

Я продолжала медленно шагать одна по широкой выложенной кирпичом тропинке, пересекающей лужайку. Послушницы помоложе прыгали и пели рядом со мной, а некоторые монашки даже танцевали прямо на траве. В конце концов я достигла ворот монастыря. Толпы посетителей выходили из гондол, девочки их приветствовали высокими криками и визгом. Я смотрела на эти пустые, покачивающиеся на воде лодки: вот бы прыгнуть в одну из них и сбежать домой! Я оперлась на старое толстое дерево, чтобы унять разыгравшееся воображение. Видение было таким реальным, таким пугающим. Я закрыла глаза, голова кружилась от развевающихся белых лент, привязанных на ветках у меня над головой.

Я открыла глаза. Толпа клубилась. Взгляд мой наткнулся на золотистый жилет, расшитый, как гобелен, и блестящий на солнце. От взгляда черных сияющих глаз я так и застыла на месте.

Джакомо! Всего в четырех шагах от меня!

Мне хотелось подбежать к нему, броситься на шею, чтобы он подхватил меня на руки и отнес домой. Но он прижал палец к губам, как будто моля: «Осторожно. Не выдавай нашу тайну. Не приближайся». Я послушалась, попятилась к дереву.

Он смотрел на меня с мучительным желанием возлюбленного, который не может получить желаемое. У него было бледное лицо. Сердце мое растаяло от любви к нему… моему супругу. Я люблю его больше жизни. За то, что остался со мной, за то, что отказался оставить, пока не увидит меня и не подарит мне счастье видеть его.

Джакомо прикрыл глаза, крепко поцеловал два пальца, взглянул на меня и подул. Его поцелуй поплыл по воздуху, подхваченный яркими лучами и очарованием самого дня. «Я буду ждать тебя», — казалось, говорил он.

Зазвонили колокола, приглашая нас к молитве. И Джакомо исчез.

Венеция, 1774 год

Когда Катерина закончила свою историю, Леда не стала сразу вскакивать с кровати, на которой они вместе сидели, прижавшись друг к другу. В комнате не было часов, но Катерине показалось, что прошло уже несколько часов. Наверное, за полночь перевалило.

— Я могу сегодня переночевать здесь, с вами? — прошептала Леда.

Катерина кивнула, благодарная за то, что ее не оставляют одну. Леда свернулась калачиком на пуховой подушке и закрыла глаза. Вскоре она размеренно дышала, легко погрузившись в здоровый сон юности.

Самой же Катерине не спалось. В голове роились мысли. Перед мысленным взором возникал Джакомо — в золоченом жилете, глаза сияют. Она видела своего сына — малыш в конце концов все-таки родился. Джакомо держал его на коленях, целовал и нюхал за ушком. Малыш смеялся. Это был красивый, счастливый ребенок. Чувства переполняли Катерину, когда она видела их вместе — большего она и желать не могла.