Когда тело говорит НЕТ - Габор Матэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда дело доходит до рака яичка, не только велосипедисты не спешат обращаться к врачу. Тридцатилетний Рой впервые почувствовал припухлость в левом яичке в середине 2000 года, но обратился к терапевту только спустя восемь месяцев. До этого момента он никому не рассказывал об этом. «Я немного стеснялся и, кроме того, боялся услышать неутешительный диагноз», — говорит он. Согласно британскому исследованию, при этом заболевании такое нежелание обращаться за помощью не является чем-то исключительным: «Несвоевременно поставленный диагноз — распространенное явление. Однако чаще всего это происходит не из-за того, что врач промедлил с постановкой точного диагноза, а в результате несвоевременного обращения за медицинской помощью… Максимальный промежуток от момента появления симптомов до проведения орхидэктомии был три года… в среднем такая задержка составляет 3,9 месяца»20.
Возможно, причина в том, что молодые люди просто не хотят признавать, что с ними что-то не так, особенно с их половыми органами. Но логика подсказывает обратное: если бы проблема заключалась в мужском достоинстве, то молодые люди обращались бы за помощью сразу, как только замечали какие-то отклонения, связанные с яичками. Например, как они делают, когда замечают, что их волосы редеют из-за наследственной склонности к облысению. Если мы внимательно рассмотрим жизнь Роя и автобиографию Лэнса Армстронга, то увидим более глубокие причины отрицания своей болезни.
Я познакомился с Роем и его семьей, когда ему было восемь лет. Я был их семейным врачом на протяжении двадцати лет, пока не оставил практику в 2000 году. Несколько месяцев назад я заглянул в свой старый кабинет и узнал, что Рой лечится от рака яичка. По воле случая в тот же день Рой пришел туда на осмотр. К тому времени я уже прочитал книгу Лэнса Армстронга «Возвращение к жизни. О спорте и победе над раком»[24]. В жизни Роя и Лэнса прослеживались невероятные параллели. Возможно, болезнь была вызвана у них одинаковыми причинами.
Задолго до появления рака Армстронг выработал модель поведения, которая подразумевала подавление эмоций. Один из его близких друзей назвал его «подобием айсберга, у которого видна только вершина, под которой очень многое скрыто».
Армстронг не знал своего биологического отца и презрительно отрекся от него, называя его лишь «донором ДНК». Его мать, Линда Мунихэм, чьи родители были разведены, родила Лэнса, своего первенца, в семнадцать лет, после чего ее бросил муж. Отец Линды, страдающий алкоголизмом ветеран Вьетнама, ко дню рождения внука, надо отдать ему должное, бросил пить.
Линда была бойкой и независимой девушкой, но, учитывая обстоятельства, в которых она оказалась едва повзрослев, малообеспеченной. Как пишет Лэнс, «в каком-то смысле мы взрослели вместе». Когда Лэнсу было три года, Линда во второй раз вышла замуж. Лэнс описывает своего отчима, Терри Армстронга, как «коротышку с огромными усами и привычкой строить из себя успешного мужчину, что было далеко от реальности». Он исповедовал принципы христианства, но, невзирая на это, регулярно поколачивал Лэнса: «Его излюбленным инструментом воспитания была ракетка. Если я поздно возвращался домой, то тут же появлялась ракетка. Шлепок. Если я непочтительно отвечал, то получал ракеткой. Шлепок. Это больно не только физически, но и психологически. Поэтому мне не нравился Терри Армстронг. Я считал его озлобленным фанатиком с зашкаливающим уровнем тестостерона, и в результате у меня сложилось мнение, что традиционная религия создана для лицемеров».
В подростковом возрасте Лэнс узнал, что его отчим заводит романы на стороне. «С ракеткой Терри Армстронга я мог смириться. Но было кое-что, с чем я мириться не мог», — пишет Лэнс, подразумевая измены отчима. Брак распался.
Рой — первенец, ребенок вспыльчивого и жестокого мужчины, который избивал жену и сына: «Помню одну вещь, которую делал мой отец. Он связывал мне запястья, лодыжки и выносил на задний двор. Не помню, как долго я там оставался, но по-настоящему меня напрягал тот парень, что жил на верхнем этаже: он смотрел в окно и смеялся надо мной. Как, черт возьми, можно вытворять такое с ребенком? Это не дает мне покоя и по сей день».
«Ваша мама была рядом?»
«Мама, наверное, была в это время на работе». Рой считал маму своей союзницей. С детства он взял на себя роль ее защитника от жестокого мужа.
Мать Лэнса Армстронга не смогла уберечь своего сына от побоев. В такой ситуации ребенок неизбежно получит глубокую травму от ее несостоятельности и будет злиться не только на жестокого отчима, но и на мать, которая не смогла его защитить. Лэнс, кажется, не подозревает о наличии подобных чувств, и я считаю, что именно в этом кроется причина его склонности отрицать и игнорировать свою боль. «Когда речь шла о проверке выносливости, то я отлично с этим справлялся», — пишет Лэнс о своей юношеской тяге к видам спорта, развивающим выносливость.
Как уже говорилось выше, ему было сложнее примириться с изменой отчима, который предал его мать, чем с его жестоким обращением к самому себе.
Ребенок, у которого несчастная мать, будет заботиться о ней, подавляя собственные страдания, чтобы не обременять ее еще больше. Его задача быть самодостаточным, а не «нуждающимся», — вспомните мое рефлекторное подавление хромоты после проведения несложной операции на колене. Когда в 25 лет у Лэнса обнаружили рак, он был не в состоянии сказать об этом своей матери. «Мне не хватало смелости сказать матери, что я болен», — пишет он. Близкий друг предложил сообщить новость его матери вместо него, и он согласился.
Линда Роуз встретила этот вызов с огромной энергией, любовью и мужеством: она помогала Лэнсу пройти через кошмарную неопределенность прогнозов, ужасающие трудности принятия правильного решения в отношении подходящего лечения, операции на мозге и сеансы химиотерапии. Автоматический рефлекс сына защитить свою мать коренился не в реалиях взрослой жизни, а в детских переживаниях, которые запрограммировали его манеру справляться с трудностями.
Отношения Роя с родителями в детстве привели к другому результату. «Мне кажется, в прошлом я всегда ставил благополучие других людей выше своего собственного. У меня была очень низкая самооценка, поэтому я думал, что если осчастливлю других людей, то они примут меня. Я старался угодить