Мистическое кольцо символистов - Мария Спасская

Рядом с новомодной гостиницей «Метрополь» с раннего утра до позднего вечера торговала букетами вразнос цветочница Надежда Козлова. Владелец гостиницы не возражал – девушка приятная, лицом пригожая, да при ней еще и малютка славненькая, дочка Лизочка. Постояльцы в миловидной торговке и ее девчушке души не чаяли, охотно покупали цветы и дарили маленькие сувениры. Кто пирожное поднесет, кто конфеты.

И вот с неделю назад малышка Лиза пропала. Обычно девочка свободно играла на улице, и никто ее не обижал. Уже после пропажи дочери Козлова вспомнила, что несколько раз один и тот же господин отнимал у Лизы поднесенные каким-то барином подарки и, пряча отобранное в карман, торопился скрыться. Козлова его запомнила – этот человек был молодой, крупный, эффектный, носил длиннополый твидовый пиджак и вызывающий пурпурный галстук.

А один раз, уже перед самой пропажей, на Лизу едва не наехал мотоциклет, но в последний момент кто-то вытолкнул малышку из-под колес. Цветочница не заметила, кто спас ее дитя, ибо была занята продажей дорогого букета роз, расхваливала товар и увлеченно беседовала с покупателем. А на следующий день Лиза пропала. Последним ее видел швейцар из «Метрополя». Швейцар уверяет, что девочку увел тот самый человек в пурпурном галстуке. На розыски малышки Чурилин бросил «летучий отряд», но это ни к чему не привело.

Девочку нашли три дня назад – в сыскное управление позвонил некий доброхот, сказал, что случайно проходил мимо заброшенного дома и услышал детский плач. Лиза Козлова была заперта в давно пустующем доме на окраине Марьиной Рощи. Прибывшие на место Чурилин и ротмистр Шалевич были немало озадачены странностью преступления. В комнате, где обнаружили Лизу, мебели не было – только расстеленное по давно не метенному полу одеяло, на котором малышка и спала. Лиза была напугана, грязна, но жива и даже не голодала – по углам лежали подгнившие яблоки и коробки с печеньем, которым девочка и питалась.

И еще повсюду валялись игрушки и стояли алюминиевые миски с водой, придавая узилищу сходство с вольером для щенков. Малышку немедленно доставили в Басманную больницу, а Чурилин вместе с ротмистром устроили засаду, поджидая Пурпурного маниака, как газетчики окрестили похитителя. Не доверив брать преступника «летучему отряду», сами устроились в низком чулане под лестницей, откуда хорошо просматривалась комната и входная дверь.

Маниак сюда еще вернется, в этом не было ни малейших сомнений. Ибо в том, как похититель обустроил быт пленницы, прослеживалась пусть неумелая, но все-таки забота. Похититель и в самом деле появился. Ближе к вечеру Чурилин подтолкнул задремавшего помощника в бок, глазами указывая на входную дверь. Дверь была раскрыта, и в освещенном закатным солнцем проеме, прижимая локтем нарядную куклу, стоял импозантный атлет в немыслимом галстуке. В руках он держал пакеты с провиантом и в недоумении озирался по сторонам.

– Уважаемый, вы не Лизу Козлову ищите? – выбираясь из чулана, осведомился Чурилин, в то время как ротмистр, оставаясь в укрытии, целился из пистолета.

Красавец обернулся, и в глазах его промелькнуло недоумение.

– Где девчонка? – вдруг грозно нахмурился он. – Что вы с ней сделали?

– Я – глава отдела сыскной полиции Чурилин, – представился сыщик, подходя к задержанному и делая знак Шалевичу, чтобы тот продолжал держать объект на мушке. – Можете не волноваться, с Лизой все в порядке. Лучше скажите, как вас зовут, и объясните, зачем вы похитили девочку.

– Кто? Я? Похитил Лизу? Да я ее спас!

Рассказ задержанного казался сущим бредом. В какой-то момент Чурилин усомнился в душевном здоровье собеседника, но все же решил пока не отправлять беднягу в скорбный дом и попытаться разобраться в показаниях. А показания мещанина Харитона Филимончика, инструктора скеттинг-ринга в Гостином дворе, были и в самом деле фантастичны.

Филимончик приехал в Москву из Гомеля и на первое время устроился приказчиком в мануфактурную лавку купца Захарова на Сухаревском рынке. Но проработал недолго – был пойман хозяином на воровстве трех метров штапеля и изгнан со службы. Однако без работы не остался, устроившись инструктором в недавно открывшийся скеттинг-ринг. В этом году новомодное петербургское увлечение докатилось и до Москвы, и многие находили, что московские скеттинг-ринги ничем не уступают столичным. В просторных фойе Гостиного двора имелись прекрасно оборудованные буфеты с шампанским, и уже с полудня на Ильинку съезжались мужчины и дамы, желающие провести время легко и беззаботно. Здесь, в кабинетах, встречались тайные любовники, сюда приезжали замужние матроны, чтобы почувствовать себя свободными от семейных уз.

Таких дамочек обхаживали спортивные красавцы – инструкторы, обучающие кататься на роллах, а заодно и предоставляющие услуги интимного плана. Время от времени очередному инструктору везло, и состоятельная барыня брала его на содержание. Место освобождалось, и в заведение поступал новый спортивный атлет. Филимончик пришелся не просто ко двору – бывший приказчик был нарасхват, пленяя московских дам приятным видом и учтивыми манерами. А чтобы не смущать клиенток не слишком благозвучной фамилией, хозяин заведения придумал Харитону псевдоним, и Филимончик стал называться Александром Зориным.

Очарованные обходительностью новоявленного Александра дамы дарили щедрые чаевые, обстановка была самая романтическая и инструктор вдруг подумал, что было бы недурно под новым псевдонимом начать писать стихи. И не просто писать, а еще и печататься в «Скорпионе» у самого Брюсова, чтобы при случае небрежно показать заветный альманах очередной чаровнице.

По ночам Харитон усердно корпел над специально купленной тетрадью с целующимися голубками, и создал-таки с десяток рифмованных текстов. И, переписав стихи набело, понес к Брюсову. В «Скорпионе» его приняли не слишком любезно, но и не грубили – взяли тетрадь и обещали вынести суждение. Когда новоявленный поэт пожаловал за ответом, рецензентка Амалия Коган вернула рукопись, не без сарказма сообщив, что стихи им не подходят, а также попросив больше не беспокоить. Но Филимончик все-таки еще наведывался пару раз, пытаясь достучаться до суровой Амалии. Тогда ему прямым текстом указали на дверь. От обиды и отчаяния инструктор скеттинг-ринга отправился в трактир, чтобы напиться, и вот тогда-то, в трактире, в том самом, который рядом с «Метрополем», к нему подсел херувим.

– Кто подсел? – подумал, что ослышался, Чурилин.

– Херувим-с, только без крыльев, – уверенно повторил задержанный.

И, как будто херувимы к нему являлись каждый день, самым обычным, будничным тоном продолжил свой рассказ. Подсел, значит, за стол этот самый светлоликий и предложил содействие в издании стихов.

– А за это велел мне охранять дочь цветочницы, маленькую Лизу.

– Так прямо и сказал: «Будешь охранять дочь цветочницы»? – заинтересовался сыщик.

Задержанный кинул на Чурилина застенчивый взгляд и, помолчав, пустился в объяснения:

– Тут, видите ли, какое дело. Я сидел у окна-с, а херувим подсел напротив. Он велел мне обернуться и указал пальцем на Лизу, проговорив: «Если хочешь увидеть стихи в альманахе – должен ее охранять». Я сразу догадался, что это ангел-хранитель Лизы. У каждого есть ангел-хранитель, а этот был ее-с. И стал я за Лизой внимательно наблюдать, чтобы не пропустить чего. Каждый день приходил в трактир, садился за тот же самый стол и во все глаза смотрел на Лизу, не понимая, что я должен делать. А потом увидел, что другой поэт, – он постарше меня будет, я встречал его в «Скорпионе», – пытается девочку убить.