Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

на что обратил внимание, это странный запах, который напомнил мне про дожди, а еще, как мы с Мелисой копаем землю во дворе. Она любила розы. Рядом с нашей дверью росли желтые розы. А на заднем дворе она все доступное пространство засаживала всякими растениями. Садоводство было ее любимым занятием. Вспомнив ее всю в поту и земле, я почувствовал странное утешение.

– Ay, mijito, ven aquí y saluda a tu madre[200].

Хуанка подчинился. Его тело казалось слишком большим для маленькой комнаты, и крохотная женщина исчезла в его объятиях. Я услышал перешептывания и поцелуи. Женщина оттолкнула от себя Хуанку и взяла его лицо двумя руками. Тут-то я и увидел, что в правой руке у нее пистолет. Большой пистолет. Ее слабые пальцы все еще держали его, когда она подняла руки к лицу Хуанки. Печальная улыбка подняла концы ее губ, а брови немного опустила вниз. Счастье, любовь и что-то сродни боли боролись за управление ее чертами. Сражения не выиграл никто.

– ¿Cо́mo has estado, Amá? ¿Cо́mo te sientes?[201] – спросил Хуанка.

– Cansada, hijito. Me pesan los huesos. – Она посмотрела в нашу сторону. – ¿Quiе́nes son estos señores, Juanito?[202]

– Son unos amigos de Austin. Los traje para que me ayudaran con algo.

– ¿Vas a cruzar? Me dijiste que ya no…

– Tranquila, Amá. Es solo una vez más. Te lo prometo. Despuе́s de eso te saco de aquí[203].

Женщина кивнула и опустила голову. Мне показалось, что такой разговор уже не раз происходил между ними. Мгновение спустя она подняла голову и направилась к нам.

– Buenas noches, señores, – сказала она, подойдя. – Yo soy Margarita, la madre de Juan Carlos. Tomen asiento, por favor. Están ustedes en su casa[204], – сказала она, показывая хрупкой рукой на диван.

Мы с Брайаном пробормотали «buenas noches» и «gracias»[205].

– Mira, Juanito, si van a ir, por lo menos dе́jame que les de una bendiciо́n para que la Virgencita los acompañe[206].

Она хотела благословить нас. Холодные пальцы сжали сзади мою шею, когда она говорила это.

Хуанка вздохнул, подошел к дивану и сел между Брайаном и мной.

– Моя мать хочет помолиться за нас. Она хочет, чтобы Дева Мария нас защитила.

Время для возражений было неподходящее. Если молитва за нас даст ей покой, пусть молится.

Мать Хуанки, закрыв глаза, подошла к нам, подняла руки и начала молиться.

– Querida Virgencita, esta noche te pido que protejas a estos tres hijos tuyos con tu manto sagrado. Acuе́rdate, oh piadosísima Virgencita de Guadalupe, de que nunca se ha oído decir que nadie que te haya implorado protecciо́n, nadie que haya implorado tu santísimo socorro o que haya buscado tu intercesiо́n ha sido abandonado por ti, Madrecita Santa. Animada por esta confianza que todos tenemos en ti, Virgencita, esta noche regreso a ti, no menosprecies mis peticiones, y en tu infinita misericordia me escuches lo que te pido y protejas a estos hombres de todo aquello que les quiera hacer mal. Amе́n[207].

Мы сидели, смотрели на нее, пока она молилась. Когда она закончила, я вздохнул. Сам того полностью не осознавая, я ждал: вот сейчас что-то случится. У меня в голове все еще оставались дрожащие кресты на стенах El Milagrito, они занимали то особое пространство, где мы храним вещи, которые должны были бы присниться в ночном кошмаре, но пришли к нам днем.

Брайан спросил о туалете, и Хуанка молча показал пальцем на темный коридор. Брайан медленно встал, словно боясь потерять равновесие, и побрел в указанном Хуанкой направлении. Маргарита встала над Хуанкой и еще раз попросила его быть осторожным. Он кивнул.

– Sabes que no puedo perderte, mijo, – сказала она. – Si te pierdo a ti ya no me queda nada en esta vida.

«Ты же знаешь, я не могу потерять тебя, сынок. Если я потеряю тебя, у меня в этой жизни не останется ничего».

Для них обоих это было больно. Они явно потеряли кого-то очень им близкого. Его отца или, может быть, кого-то из братьев или сестер Хуанки. Есть место за рамками боли, где чувства настолько сильны, что для их описания нет слов. Я вошел в это пространство. Слабый, мягкий призрак рук Аниты обвил мою шею. Что-то вспыхнуло внутри меня, и мне захотелось, чтобы наступил конец света.

Мать Хуанки вздохнула с внутренней дрожью. Хуанка снова обнял ее, шепнул что-то ей в ухо. Я не знаю, какие обещания он давал ей, но они действовали. Мать отстранилась от него, похлопала сына по рукам и сказала, что идет спать. Она устала, она дождалась сына, хотя давно уже должна была лечь. Хуанка пожелал ей спокойной ночи. Она поцеловала его в левую щеку. Я отвернулся. Это был их интимный момент.

– Que pase buenas noches, señor[208], – сказала она. Ее лицо было спокойно. И тут меня осенило: она напоминала мне мою abuela[209].

– Usted tambiе́n, señora. Espero que descanse[210].

Я говорил это искренне. Ее глаза все еще были влажны. Под ними были карманы фиолетовой плоти. Она подошла поближе, и мне стали отчетливо видны морщины на ее лице. Выглядела она старше своих лет. Я видел, что боль состарила ее, украла немалую долю ее жизненной силы. Боль в этих морщинах походила на боль внутри меня. Мне хотелось обнять ее, наступить на собственную гордыню и попросить эту женщину, чтобы обняла меня. Она не была моей матерью, но иногда годится и прикосновение любой матери.

– ¿Usted cо́mo se llama?[211]

Ее вопрос застал меня врасплох.

– Mario, señora. A sus о́rdenes.

– ¿Le puedo pedir un favor, Mario?[212]

За несколько секунд до того, как я был готов попросить ее обнять меня, смешать свою боль с моей. А теперь она просила меня об одолжении.

– Lo que usted quiera.

– Tenga mucho cuidado y cuide a mi Juanito, por favor. Usted tiene cara de bueno, por eso nomás se lo pido. Yo a veces veo cosas, especialmente cuando rezo mucho. Ayer en la mañana vi algo, algo feo. Don Vázquez es un hombre malo. La oscuridad que tiene adentro anda buscando víctima, y no quiero que sea mi Juanito. Yo le dije que no fuera[213].

«Я сказала ему, чтобы он отказался».

– Le repito, Mario, solo le pido porque no