Варварин свет - Яна Ветрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У края палубы присела на корточки молодая женщина в меховой шапке. Каштановые волосы рассыпались по плечам. Она пыталась поймать темноволосого мальчика лет десяти, который смеялся и уворачивался. На ней было удивительное светло-жёлтое платье — короткая юбка с длинным кружевным шлейфом едва прикрывала ноги, затянутые в белые узкие штаны. Те, в свою очередь, были заправлены в высокие сиреневые сапоги. Тонкую талию стягивал сиреневый же корсет, а руки и плечи тонули в объёмном кружеве рубашки с пышным воротником до самого подбородка. Каштановые волосы растрепались от игры, а белая с чёрными пятнами шуба валялась на полу. Её сын был одет строже, в сине-чёрные цвета.
Мальчик наконец-то попался в объятья матери и счастливо рассмеялся, как будто именно этого и желал. Та потрепала его по волосам, поцеловала в макушку и накинула ему на плечи свою шубу.
— Наигрались, Лушеан! Любуйся теперь со мной на пишисбул, как красиво они играют красками в солнечных лучах! — женщина указала на один из маленьких переливчатых пузырей, которые крепились к летучему кораблю по бокам.
Варвара подумала, что пишисбул — «рыбьи шары». Лушеан — «светлый». Это был тот сон, где она понимала чужой язык, даже несмотря на странное построение фраз. Тот сон, из которого приносила песок и кровь.
— Эти небольшие, ма. Надо наблюдать главный. Пойди со мной на высокий балкон!
Мальчик обернулся, чтобы показать маме самый главный пишисбул, и встретился глазами с Варварой. Светло-серыми, чуть раскосыми глазами.
Лушеан — свет.
Ифе — любовь.
Кощей — кость, смерть, кровь, война.
Варвару начали душить слёзы. Она потянулась рукой к мальчику, но внезапно налетел порыв ветра, ударил девушку со всей силы о бортик.
— Ма, унесёт её! Поможем!
— Безопасно, сын, — скрывая беспокойство, сказала молодая женщина. — Чары спасают. Нет тревог.
Корабль тряхнуло ещё раз, и нос резко нырнул вниз. Затрещали, натягиваясь, канаты, державшие шар. Дёрнулась верхняя палуба, которую болтало в разные стороны от резких порывов ветра. Под руками треснули поручни. Варвара закричала, и её резко выкинуло из сна. Она так и продолжала кричать.
— Варя, ты что?! Что это у тебя?
Варвара со стоном отбросила кусок древесины, который откололся от поручня, и закрыла лицо руками. Вдох, выдох, вдох, выдох. Слёзы так и не шли, предпочитая душить и без того задыхающуюся девушку.
— Ничего.
Варвара оттолкнула руку Любавы, свернулась комочком у тёплого бока окаменевшего богатыря и не встала, пока не появилась Аннушка с сёстрами.
Ей нужно было как-то смириться с несправедливостью, забыть дурацкие сны, которые приходили, когда им вздумается, и не давались в руки. Смириться и забыть глаза цвета пепла. Он сказал, что это не любовь — тогда почему же так больно?.. Если это не любовь, то почему не проходит? Зачем опять обманул, Кощей?
Смириться не получалось, забыть — тоже. Получалось только злиться и плакать от беспомощности и отчаяния. И не заморозишься — помощь нужна сёстрам. Варвара сжимала себя руками, но только больше дрожала.
* * *
Сестёр было полдюжины. Аннушка позвала больше, но те сразу отправились за другими знакомыми сёстрами, чтобы в Приморье ставить на ноги раненых. У каждой было по нескольку камушков, которые связывали со знакомыми сёстрами — обычно четыре-шесть женщин, старушек, знали друг друга — пересеклись, пока служили Хранительницами рек. У Аннушки было больше десятка подружек — через своих сестёр с другими перезнакомилась, до того любила пообщаться.
Самой старой стукнула сотня лет, а самая молодая была ровесницей Марьи и, как выяснилось, знала её. Вспомнила, что Марья когда-то сама пришла, объяснив, что из дома выгнали за то, что не того полюбила, и теперь, если Кощей её учиться не возьмёт, то она утопится.
— Гадина, — сказала Аннушка. — А до того же сама своих деток утопила!
Сёстры заохали, начали переговариваться, и тут Любава, поняв, что так они далеко не уедут, призвала всех успокоиться и рассказала, какой у них план.
— Книги, книги, — проворчала самая старая сестра и фыркнула на Любаву, которая пыталась показать ей заклинание. — На кой мне эти книги, если я их сама писала!
— Как? — поражённо спросила Любава.
— Прасковья правду говорит. Мы переписываем книги, — сказала Аннушка. — Кощей раньше их писал сам и отдавал сёстрам копировать, чтобы знания и чары не потерялись. Он об этом рассказывает, когда отпускает в Явь, девочки. Рассказывал…
Варвара безучастно кивнула.
— Больше половины книг колдовских созданы Кощеем, — подтвердила другая сестра, тоже старушка. — Мы знание утратить не хотим. Нас не будет — книги останутся.
— Ну, начинаем? — бодро спросила одна из женщин, потирая руки.
— Постойте, — сказала старушка Прасковья. — Расколдуем мы их, а дальше что?
— Как что?! — удивилась Любава. — Скажем им, что чудище напало, надо его побить.
— Кто ж тебя послушает, девочка! Эти богатыри сражаться с Кощеем начали, в мгновение окаменели — им что год, что тысяча. Они что подумают, когда тебя увидят, малявку эдакую, которая им приказы отдаёт? Это здесь вы почти что царицы, а им вы кто?
Любава с Варварой переглянулись. Об этом они и не подумали. Вышло бы очень глупо. И опасно.
— Что же делать? — спросила Варвара у старших.
— Воевода нужен, — подсказала всё та же бодрая женщина.
— Будет! Есть! — воскликнула Любава. — У нашего друга, тоже богатыря, есть брат-воевода, которого сам Кощей обучал, и не просто, а прямо в Междуречье-Межмирье!
— А согласится? — спросила более молодая старушка.
— Мы уговорим! — заверила её Любава. — Он на Варвариной родной сестре женат.
Варвара хотела идти к Никите, чтобы перенести его к брату, но сразу её не отпустили — их было всего девять чародеек на тысячи богатырей. Сёстры рассчитали, что за один раз смогут охватывать общим заклятьем не больше сотни заколдованных воинов. К тому же, одним заклятьем было не обойтись — сначала нужно было разрушить камень, а потом, пока освобождённый богатырь не опомнился, уложить его спать.
Когда они закончили с первой тысячей, Варвара отпросилась из круга чародеек и присоединилась к Прасковье, которая ушла чуть раньше и теперь сидела на камнях, массируя тонкие лодыжки. Старушка поглядела на девушку, сочувственно покачала головой. Потом сняла с головы платок, расписанный дивными птицами в огне, и стала обмахиваться им.
— Утомилась?