Даже ведьмы умеют плакать - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…И времени уже половина четвертого. ПОЛОВИНА ЧЕТВЕРТОГО УТРА! И ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ ЖИЗНЬ?! Слава богу, завтра суббота. Ладно, пойду лягу. Может, усну.
Проснулась Лиза поздно. За окном вовсю стучал последней капелью весенний денек. Таяли остатки снега. Пират сидел на подоконнике и с тоской поглядывал во двор, на разгульных, пьяных от солнца кошек. Бабушка уже встала: в квартире хоть и тихо, а с кухни тянет запахом свежих оладушков…
«Ох, красота! – подумала Лиза, сладко потягиваясь. – По квартире пляшут солнечные пятна, будильник стоит с опущенной клавишей и время показывает неприличное: половину двенадцатого. Хорошо, когда выспишься и никуда мчаться не надо…
Какое счастье, что рано не вставать и целых два дня пройдут без мымры Дроздовой. Ох, надоела она своими придирками да неумелым руководством! Поневоле о Ряхе заскучаешь: тот хотя бы противник достойный, если приложит, так с применением заумных терминов: «У вас, Кузьмина, полная игнорация в аппликации [6] мерчандайзинга!» А Дроздова, простушка, ругается попроще, по-народному. Знай себе бубнит: «Бестолковая ты, Кузьмина. Одни гульки на уме!» Уже и не обижаешься на обидное слово «гульки», воспринимаешь ее ворчню как неизбежное бабушкино «Радио России» по репродуктору…»
Едва Лиза вспомнила о Нике, как Дроздова вместе с Ряхой тут же вылетели из головы. Ей вдруг показалось, что Красавчик – здесь, в комнате. Будто стоит у окошка и ласково наблюдает, как Лиза нежится на мягких подушках.
«Пижамку новую нужно купить, на всякий случай! – вдруг подумала Лиза. И тут же поправилась: – Фу, какая пижамка! Мы что, пенсионеры?! Лучше белье обновить. Нику, наверное, понравится белое, со стильными кружавчиками».
Почему именно такое – не знала, наверное, «карлик» подсказал. А может, ее дар тут ни при чем: обычная женская интуиция. Но решила Лиза твердо: «Прямо сейчас поеду и куплю».
Она встала с постели и ринулась к книжным полкам. Вытянула «Алхимию финансов» Сороса, открыла книгу на сто двадцать четвертой странице, глава про «коллективную систему займов». Именно тут она прятала «глобальную заначку» – не на мелочи типа такси или кошачьего корма, а на серьезные покупки. Под словом «серьезный» имелись в виду машина и доплата за новую квартиру. Но, хотя деньги и лежали в книге про финансовую алхимию, никаких чудес пока не происходило. Деньги совершенно не хотели приумножаться, и ни на квартиру, ни на машину Лиза пока не накопила. Не умеет она быть Плюшкиным. Не тот характер. Копить, конечно, дело хорошее – но не ходить же ей в ботах с неактуальными тупыми носами или в синтетических кофточках и при этом радоваться, что ее денежный припас вырос еще на половину квадратного метра.
Лиза скептически осмотрела заначку: м-да, несолидная пачечка. Совсем тощенькая. «Эх, была б я настоящей ведьмой! Сейчас бы дунула, плюнула – и бац, живу на Рублевке и рассекаю на «бимере».
От нечего делать – Сашхен же ей велела изучать собственные возможности! – Лиза даже «погипнотизировала» деньги, пошуршала ими, подула… Никакого толку. Только ветхая сотня, которую бабуля тщетно пыталась отреставрировать кусочками скотча, окончательно разорвалась. Ах да, Сашка же говорит, что деньги «упадут с неба» только на благое дело, а новую квартиру с машиной высшие силы ей предоставлять не обязаны…
«Ну и ладно! – Лиза пожала плечами, отделила две стодолларовые купюры и вернула финансы обратно в «Алхимию». – Пусть денег нет, зато оладушки у меня никто не отнимет!»
И она с легким сердцем отправилась в кухню – предаваться позднему завтраку и неторопливой беседе с любимой бабулей.
Когда в кошельке двести долларов, в магазинах особо не разгуляешься. Москва – город особенный, такое впечатление, что врачей, учителей и прорабов здесь не водится, одни миллионеры живут. И по-настоящему порезвиться на двести баксов можно только на рынке (а вечером, рассмотрев обновки, рыдать, что строчки кривые, а сапожки – на глазах расползаются). В магазинах за две сотни тебе перепадет не так уж и много – или костюмчик в детском «Наф-Нафе», или свитерок в «Максмаре». В понтовых торговых домах и вовсе: хватит только на платочек от «Гермеса». Но ей-то нужен не свитер и не платочек. Решила же – красивое белье!
Но, по необъяснимой женской логике, Лиза все равно направилась не «по белью», а «по одежкам». «Для разминки», – оправдала себя она.
И в первом же магазине – дорогом, из тех, где денег только на платок хватает, – притормозила надолго. Как назло: вешалки ломятся, только что новые коллекции поступили, и целый ряд занимает ее давняя мечта – длинные юбки с провокационными разрезами, а к ним – и трикотажные свитерки, и кружевные кофточки, и игривые топы.
У Лизы был давний принцип: если денег нет, вещи зря не мерить. Но она не удержалась. Она просто посмотрит, как это выглядит, а покупать, конечно, не будет, все равно не на что. «Просто примерю, чтобы тенденцию понять… А потом, может, найду что-нибудь похожее в магазине из дешевых».
Лиза выбрала три юбочки, к ним – с пяток «верхов» (многовато, конечно, но резвиться – так уж резвиться!) и отправилась в примерочную…
Первая юбка оказалась велика, вторая – просто не села: хоть размер и подходил, по бокам шли некрасивые складки. «Есть справедливость! – восторжествовала Лиза. – Хоть не обидно будет уходить ни с чем».
Но третья юбочка, как назло, облегла фигуру изумительно, будто ее личный портной сшил. И кофточка к ней тут же подобралась: нежный шелк с цветочками ручной вышивки. Вот это красота! Лиза тщетно вертелась в тесной кабинке: пыталась разглядеть в зеркале хоть один недостаток. Нет, ни морщинки! Только черные сапожки картину портят…
В примерочную заглянула продавщица. Цепким взглядом оценила наряд, авторитетно сказала:
– Знаю, в чем дело!
И тут же явилась с темно-лиловыми сапожками и сумочкой в тон. Красота неописуемая, но на ценник – лучше не смотреть. Впрочем, она же все равно ничего покупать не собирается, а за спрос денег не берут! И Лиза тут же облачилась в сапожки, небрежно водрузила на плечо лиловую сумочку, снова вгляделась в зеркало и чуть не взвыла.
Да никакие девицы-модельки ей в подметки не годятся! У тех – только «параметры», пресловутые 90—60—90, а у нее, Лизы, и стиль, и изящество, и легкая провокация… Вон, какой-то толстячок тут же подкатил. Лиза вышла в зал, вертится перед большим зеркалом, а он отирается рядом и бубнит:
– Берем! Все! И ко мне!
Лиза только плечом дернула. Получилось так изящно, что навязчивый толстячок аж губы от вожделения облизнул. А продавщица на надоедалу нахмурилась:
– Гражданин! Не приставайте к девушке!
– Она со мной, – не растерялся нахал и вопросительно взглянул на Лизу.
«Эх, ну почему я продаваться не умею?! А ведь многие девчонки свои шмотки не зарабатывают, а отрабатывают…»