Могила в горах - Микаэль Юрт

– Я не хочу, я должна, – ответила она с дополнительным ударением на последнем слове.

– Почему?

Ванья засомневалась. Со временем она расскажет, как бы ни обернулось дело, но не сейчас. Ей необходимо узнать больше. Она не знала даже, насколько обоснованными являются подозрения, и не представляла, в чем отца подозревают. Если она скажет, как есть, что ее отец лишен свободы, за этим последует масса вопросов:

Почему?

В чем его подозревают?

И возможно, самый ужасный из всех:

Что бы это ни было, мог ли он это совершить?

Прежде чем рассказывать кому-либо, ей необходимо знать ответы на эти вопросы.

– Это связано с семьей.

Торкель замер, и ей показалось, что она увидела, как его раздражение незамедлительно сменилось чистой заботой. Ее вдруг осенило, что ей будет не хватать его в США. Какого бы руководителя ей ни дали, он, несомненно, будет куда хуже Торкеля.

– Что случилось? – Откровенное беспокойство в голосе.

– Сожалею, но я действительно не могу больше ничего сказать. Но ты ведь знаешь, я ни за что бы не уехала, если бы это не было важным.

Торкель смотрел на своего лучшего следователя. Она, несомненно, потрясена. Вероятно, что-то случилось с ее матерью или отцом. Насколько он знал, больше у нее никого нет. Он надеялся, что речь идет не о том, что у Вальдемара опять дал о себе знать рак. Не так давно казалось, что он победил рак легких. Неужели болезнь могла вернуться? Торкель знал, что Ванья права, она действительно является одним из самых ответственных из известных ему людей. Ничто никогда не вставало между Ваньей и расследованием. За прошедшие годы она неоднократно пренебрегала ради работы личной и социальной жизнью. Он должен ее отпустить. Без всякого сомнения.

– Могу я тебе чем-нибудь помочь? – спросил он, и ему показалось, что она немного расслабилась. Для нее было трудно принять решение покинуть расследование. Значит, на домашнем фронте произошло нечто серьезное. Торкелю хотелось, чтобы она доверилась ему, но он знал, что давить не следует.

– Сейчас, во всяком случае, нет, – ответила Ванья, покачав головой. – Спасибо, мне жаль, что я создаю проблемы.

– Мы разберемся. Занимайся тем, чем тебе надо.

Ванья кивнула и развернулась, чтобы уйти. В дверях она обернулась.

– Ты можешь попросить кого-нибудь организовать билеты, пока я буду собираться?

– Конечно, я все устрою.

Ванья улыбнулась Торкелю, но улыбка не достигла ее глаз. Измучена. «У нее измученный вид», – подумал Торкель, берясь за телефон, чтобы позвонить Кристель и попросить ее заказать Ванье билет. Уголком глаза он увидел, что в дверях опять кто-то возник. Он подумал, что это вернулась Ванья. Возможно, все-таки решила рассказать. Он одним глазом взглянул на дверь. Там, прислонясь к косяку, стоял Себастиан.

– Ванья хочет уехать?

– Да. Что произошло, пока вы с ней ездили?

– Я не виноват.

Торкель оторопел, но быстро сообразил, что ответ не так невероятен, как могло бы показаться. Еще два месяца назад только присутствие Себастиана могло бы заставить Ванью покинуть расследование.

– Я этого не говорил.

– Прозвучало так.

– Она сказала, что-то случилось в семье. Меня интересует, не знаешь ли ты, что именно.

Себастиан покачал головой.

– Ей позвонила мать, они несколько минут поговорили, а потом она, не говоря ни слова, рванула сюда на скорости сто сорок.

– И ты не имеешь представления, что случилось?

Себастиан снова покачал головой и шагнул в комнату. Он откашлялся, словно зная, что следующие его слова не вызовут восторга.

– Я собираюсь поехать с ней.

Торкель прекратил писать и посмотрел на Себастиана с тем же выражением лица, с каким только что смотрел на Ванью. Он опять надеялся, что его подвел слух.

– Что ты, черт возьми, говоришь?

– Я собираюсь поехать с Ваньей. В Стокгольм, – уточнил Себастиан во избежание недопонимания, чтобы Торкель не подумал, что он вызывается довезти ее до Эстерсунда.

– Почему?

Себастиан быстро прикинул варианты ответа. Потому что он думает, что больше не сможет заснуть в этой комнате. Потому что это расследование так воздействует на него, что ему хочется держаться от него подальше. Потому что турбаза скучная, окружение скучное, дело скучное. Он выбрал короткий вариант.

– Потому что меня тянет прочь от этой проклятой горы.

– Почему же? Не с кем спать?

– Именно. Я принимаю все решения в зависимости от доступа к возможным сексуальным партнершам.

Произнеся эти слова, Себастиан с удивлением осознал, насколько они близки к правде. Торкель, слава богу, воспринял их как иронию, то есть соответственно замыслу.

– Прости, но дело обстоит так, – вздохнул Торкель. – Ванья уезжает. Я не хочу лишиться тебя тоже.

– Честно говоря, какая от меня здесь польза? – искренне поинтересовался Себастиан. – У нас есть шесть скелетов на голой горе. Мне, для того чтобы что-то привносить, необходимо чуть больше.

Торкель смотрел на Себастиана, понимая, что его давний коллега прав. Утрата Себастиана сейчас ничего не прибавит и не убавит. Кроме того, Торкель подозревал, что, если не приключится ничего особенного, они через несколько дней переместят все расследование в Стокгольм. Он глубоко вздохнул.

– Я закажу билет тебе тоже.

– Если я тебе действительно понадоблюсь, я буду всего лишь на расстоянии телефонного разговора, – сказал Себастиан и вышел.

Он ощущал почти воодушевление. Ему явно хотелось вырваться отсюда больше, чем он себе признавался. Сейчас он пойдет и скажет Ванье, что составит ей компанию. Не исключено, что она даже немного обрадуется.

Это ему не нравилось.

Чашка с кофе по-прежнему стояла на столе, ее содержимое остыло и осталось почти нетронутым. Рядом лежал бутерброд с коньячной колбасой и сыром. Дважды откушенный. Харальд с силой гасил в пепельнице четвертую сигарету, выпуская дым выдохом, больше всего напоминавшим вздох. Заслышав столь необычный звук, лежавший возле плиты Цеппо поднял голову. Харальд Улофссон не имел обыкновения вздыхать.

Он встал, прошел по линолеуму в красно-белую клетку к мойке и наклонился, чтобы открыть окно. От четырех быстро выкуренных сигарет почти вся кухня заполнилась дымом. Пес следил за ним взглядом. Харальд распахнул окно, постоял, наполняя легкие свежим воздухом с улицы, затем открыл одно из темно-коричневых отделений кухонного шкафчика над плитой и достал стакан. Он налил себе воды и выпил большими глотками, наклоняясь над мойкой.

Это ему не нравилось.

Харальду уже приходилось иметь дело с полицией. Даже довольно много раз. Полицейские почему-то всегда заезжали к нему, когда в окрестностях взламывали какой-нибудь гараж или у кого-то с участка угоняли скутер или нечто подобное. Они обходили его владения, поднимали брезент, обыскивали сарай. Никогда ничего не находили. Обещали приглядывать за ним. Он обычно отвечал, что ничего не имеет против, всегда приятно, когда тебя навещают. И они снова уезжали.