Черчилль: в кругу друзей и врагов - Дмитрий Медведев

Другой личностью, которая также импонировала британскому политику, был французский маршал Фердинанд Фош (1851–1929), отличившийся в годы Первой мировой войны: сначала на посту начальника Генерального штаба, затем – верховного главнокомандующего союзными войсками. Свой очерк о Фоше Черчилль написал вскоре после его кончины. Статья под названием «Фош неудержимый» была опубликована в 1929 году в июльском номере Nash’s Magazine. «Он был неистов, страстен, убедителен, но одновременно дальновиден и неукротим», – перечислял Черчилль набор качеств, которые вызывали у него восхищение и уважение. Не забыл он упомянуть и немаловажное для своей собственной системы ценностей великодушие. «Фош проявлял галантность – типично солдатскую – к старому и ужасному врагу, под пятой которого он страдал и по головам которого он пришел к победе», – одобрительно отмечает автор[407].

Помимо личных качеств, Черчилль заряжался энергией от знаменитых высказываний Фоша: «Держитесь за все что можно», «Уставшие войска не отдыхают в бою» и, конечно, «Каждый делает, что может». Черчилль «полагал, что со временем доблесть духа Фоша и глубокая прозорливость его суждений будут признаны принадлежащими к иному, более высокому порядку».

Несмотря на то что «удача светила Фошу», в его биографии Черчилль находит близкие для себя мотивы «предопределенности» и «полосатости судьбы». В эссе 1929 года он описал то, что ему самому еще только предстояло пережить в 1930-е: «Он все видел, он страдал, он все понимал, но ничего не мог сделать»[408].

Тема судьбы получает неожиданное продолжение еще в одном очерке «Великих современников». Он также посвящен военному, но заслужившему свою славу не в пылу сражений, а благодаря созданию юношеской организации – генерал-лейтенанту Роберту Баден-Пауэллу (1857–1941). На этот раз Черчилль отказывается от экивоков и говорит напрямую: «Капризность судьбы непредсказуема, а ее пути неисповедимы. Иногда она грозно хмурится именно тогда, когда хочет преподнести головокружительный дар»[409]. Оставалось только узнать: когда судьба самого Черчилля перестанет «грозно хмуриться» и преподнесет ему «головокружительный дар»?

Если же говорить об очерке Черчилля, сконцентрированном на батальных сценах, текст которого источает запах пороха, а чтение сопровождается отдаленными звуками разрывающихся снарядов, то это, конечно, очерк, посвященный Дугласу Хейгу. Первая статья, написанная Черчиллем об этом человеке, вышла в 1928 году в ноябрьском номере Nash’s Magazine. На следующий год она была перепечатана в ноябрьском номере Cosmopolitan, а еще через год вышла в одном из майских номеров Sunday Chronicle. С небольшими переработками эссе было опубликовано в 1936 году в одном из февральских номеров News of the World как «Хейг: опора британской армии».

Еще в «Мировом кризисе» Черчилль отмечал, что главным качеством Хейга была уверенность, которую «совершенно не поколебали изменчивая удача, разочарования и просчеты» и которая позволяла ему сносить выпавшие на его долю «суровые испытания с хладнокровием, самообладанием и стойкостью». Но как это часто бывает, ценой уверенности стало «ортодоксальное мышление»[410]. Хейг не отличался ни воображением, ни интеллектуальной утонченностью. «Похоже, у него не было оригинальных идей, никто не замечал в нем искру загадочного, пророческого, часто зловещего гения, которая позволяла великим воителям истории преодолевать материальные факторы, избегать массовых потерь и ошеломлять противника триумфом нового вид́ения»[411].

Метод Хейга был прост и сложен одновременно. Он не обращал внимания на ситуацию, которая складывается на всем театре военных действий, кроме Западного фронта, за который нес персональную ответственность. Его волновало только то, что впереди в окопах сидели немцы. «А здесь стоял он, во главе сначала группы армейских корпусов, потом армии, потом группы союзных армий». В его понимании война заключалась только в том, чтобы «бросать войска в бой и корпеть над тем, как это сделать наилучшим из возможных способов»[412].

Читая эти характеристики, складывается впечатление, что Черчилль пишет критический очерк, в котором, пусть и в неявном виде, воздает должное своему другу фельдмаршалу Джону Френчу, признавая его преимущества перед Дугласом Хейгом. Но это не так. Черчилль уважительно относится к полководцу, возложившему все свои способности, таланты, знания и опыт на алтарь долгожданной победы. Да и помимо самоотверженности, Черчиллю было за что симпатизировать Хейгу, которого он считал великим военачальником: «В нем было величие, которое доказывало беспримерную силу характера»[413].

Самыми важными в приведенной цитате являются последние три слова. Выше уже выделялись два критерия, два признака, два свойства величия по Черчиллю: влияние на благополучие человечества и искренность. При разборе личности Хейга Черчилль добавил третье качество: «беспримерная сила характера». На долю британского полководца, отправлявшего солдат в кровавый бой, из которого большинство не вернулись, легла тяжелейшая ответственность за понесенные потери. Оказываемое на него давление было настолько сильным, что могло раздавить и психически, и физически многих, оказавшихся на его месте. Но Хейг, «отлитый по классическим моделям», выстоял. Именно эта стойкость и впечатляла Черчилля, который с восхищением писал, что «Хейг способен переносить исключительное внутреннее и внешнее напряжение, даже если оно продолжается годами»[414].

Во многом именно эта монолитность характера определила поведение Хейга осенью 1918 года, «когда британское правительство выразило сомнение в возможности быстрого успеха и попыталось отговорить его от реализации намеченных планов». Видя его упорство, политики «самым непристойным образом» возложили всю ответственность на него. Но полководец и в этот раз не дрогнул. Дальше – больше. Черчилль был потрясен не только непоколебимостью Хейга, но и реакцией войск на принятое их военачальником решение. Речь шла об армии, «подвергшейся пятикратной децимации», но солдаты и офицеры «откликнулись на проявление воли и порыва» своего командующего и «беззаветно пошли вперед в яростном напряжении последнего усилия на пути к полной и окончательной победе»[415]. Теперь Черчилль смело мог повторить мысль, высказанную в «Мальборо»: счастлива страна, которая в тяжелейшие минуты кризиса располагает лидерами, способными не только справиться с бурей, но и вызвать отклик в сердцах людей, готовых устремиться за ними.