Марионетка для вампира - Ольга Горышина

Я не смогла сдержать улыбки, когда уткнулась подбородком в мех, который заботливо похоронил мой смешок. Но Милан, хотя и стоял у меня за спиной, должно быть услышал его и отреагировал довольно странно — стянул с моих волос резинку, аккуратно, не больно, и принялся укладывать их поверх мехового воротника.

— Зачем вы портите волосы? Они у вас такие красивые, и нынешняя мода не обязывает убирать их наверх бесчисленными шпильками.

— Они мешают мне в работе, — проговорила я, смотря на оставленную у шкафа лампу.

Говорить спиной скоро войдет у меня в привычку. Я ведь даже не дернулась, чтобы обернуться. Хотя, возможно, в теле сработал режим самосохранения, и я испугалась за волосы, в которых продолжала скользить на манер гребня пятерня барона.

— Вы же сейчас не работаете…

Его губы снова были рядом, прямо у моего уха, но между нами, к счастью или к несчастью, лежал огромный мягкий воротник, совершенно не пахнущий затхлостью. Возможно, барон иногда проветривает одежду. Чья она? И как могла сохраниться в годы запустения? Хотя… С чего я решила, что на мне раритеты старых времен? В современной моде куча подражаний старине. И потом, его покойная жена могла увлекаться дорогими нарядами и всякими косплеями, даже если они назывались тогда немного иначе.

— Конечно, — попыталась я развеять атмосферу романтической близости глупой шуткой. — Вы специально обрядили меня в халат, чтобы возвестить о конце рабочего дня…

— Халат?!

Милан выплыл передо мной и взял за грудки, вернее за меховой воротник, пытаясь вновь сократить между нами расстояние, как в гостиной, но я успела поднять лампу

— пусть смотрит на меня при свете с расстояния вытянутой руки. Мне так спокойнее — целоваться с ним мне вдруг расхотелось. Надо до конца сыграть роль невесты Яна и кукольника. Главное, кукольника мужского рода.

Пламя дрожало вместе с моей рукой. Милану ничего не стоило отвести лампу в сторону, но он, сжав губы, явно недовольный моим жестом, отступил от меня и сунул руки в карманы пиджака, забавно их оттопырив. Если он не смотрится в зеркало, то как умудряется так опрятно одеваться? Или это ложь? Или ему во всем помогает Карличек, мальчик-всезнайка и мальчик-всеумейка?

— Вы совершенно не разбираетесь в моде, дорогая Вера, — заговорил барон с усмешкой. И сейчас его издевательский ток меня не покоробил. — Это зимнее домашнее платье, в котором хозяйка могла спокойно спуститься к ужину даже в присутствии гостей, хотя гостей в имении во время первой мировой не было. В связи с трауром и не только. Но это платье Александры. Она запечатлена в нем на другой фотографии, которую я вам пока не показал. В один небольшой чемодан мало что поместилось из ее богатого гардероба. После баронесса запаковала все наряды своей несостоявшейся невестки, чтобы не раздражать теперь уже единственного сына, оттого все так хорошо и сохранилось.

Я невольно расправила плечи, будто могла хоть на секунду принять на себя роль Александры, но тут же опустила — собственно, чем эта девушка лучше меня? Тем, что осталась верной первой любви? Так, может, ее первая любовь была достойна этой верности. От моей меня, увы, сейчас просто тошнит. И я очень жалею, что судьба не предоставила мне возможности хоть как-то уколоть Толика, чтобы этот козел хотя бы на секунду осознал, что вел себя со мной по-свински. Впрочем, очень может быть, я его никогда и не любила. Во всяком случае, не так, как Александра любила Петре. Возможно, моя первая и пока единственная любовь, малость постаревшая, стоит сейчас передо мной и не сводит с меня взгляда. Какого-то уж слишком обеспокоенного.

— Простите, — заговорила я, испугавшись, что снова молчу непростительно долго.

— Мне даже в голову не пришло, что вы вот так взяли из шкафа вещь столетней давности.

— Отчего же… Этому платью без разницы, на каких плечиках висеть, верно? А мне есть разница, — добавил Милан быстро, чтобы я не вздумала добавить к его глупости какую-нибудь свою. — Мне мой кукольник нужен здоровым, а то снова потеряю вас дня на три… И мне придется нарушить еще одно данное вам обещание и снова переступить порог вашей спальни.

Барон сделался еще бледнее и все щурился, больше не на меня, а на свет от лампы. Потом резко развернулся и распахнул шкаф. Я схватилась за меха обеими руками и чуть не прижгла себе раскаленным стеклом лампы нос! Но ахнула я явно не от боли, и Милан знал это, но из врожденной или воспитанной в себе деликатности не обернулся.

В середине шкафа, аккуратно, точно платья, висели марионетки. Много марионеток

— дюжина уж точно, а может и вся чертова… Метровые, как и та, что сделала я в подарок барону, о котором он еще ничего не знал. А я теперь знала, почему пан Ондржей попросил меня сделать куклу именно такой и никакой другой. В шкафу, в цветастом гареме, действительно не хватало мужчины.

— Вера, подойдите ближе, если желаете их рассмотреть, а я отойду…

— Не надо! — я быстро преодолела между нами расстояние и позволила себе тронуть барона за локоть. — Я боюсь к ним прикасаться, но мне бы хотелось рассмотреть их поближе…

— Зачем? — барон глядел в пол, на лампу, словно олень, загипнотизированный автомобильными фарами. — Они похожи одна на другую.

— Ну не скажите, пан барон! Не скажите… Вы правы, я не разбираюсь в моде, но по вашим куклам я могла бы ее изучить…

Действительно наряды девушек соответствовали их прическам — здесь были и тонкие кружева начала двадцатого века, и знаменитый британский тренч-коут с рукавом-регланом, вошедший в моду после войны, и юная автомобилистка в шелковом пыльнике в подвязанной шарфом шляпке и в очках. К аксессуарам Милан тоже подошел с трепетом — вышитый веер и вышитая сумочка к нему времен Александры, она могла бы сослужить неплохую службу какой-нибудь из куколок ее детства. И даже если эти аксессуары действительно были фабричными, то круглая кожаная сумка-футляр, модная в шестидесятые, которая шла к шерстяному английскому костюму — приталенный пиджак и чуть расширенная юбка ниже колен — явно была сшита специально для марионетки. Как и аляски, дутые сапоги на синтепоне, которые, кажется, были тут самыми современные вместе со свитером с воротником-гольфом. И на машинке, и на спицах, и с вышивальной иголочкой молодец, и на дуде игрец… А я еще проклинала машинку, когда шила простой мужской костюм на свою марионетку. Вот ведь рукастый дядька!

— Знаете, как я выбрала для себя профессию кукольника?

Я снова осторожно тронула Милана за локоть, и тот, вздрогнув, поднял наконец голову и уставился на меня немигающим взглядом филина.

— В Праге, куда мы ездили со школой, я увидела марионеток, сказочных принцесс, принцев, ведьм… Они были как живые, а какие на них были наряды… Их создатели казались мне тогда небожителями. Потом-то я поняла, что не боги горшки обжигают. И все же я ничуть не жалею о выбранном пути. Я люблю свою профессию и… — я непроизвольно сглотнула набежавшую слюну. — Хорошо, что я не увидела тогда ваших кукол. У меня была бы тогда другая, возможно, более финансово-выгодная профессия, но ни капли не творческая, потому что я бы подумала, что никогда не смогу сделать подобное… А я люблю театр, очень сильно, больше всего на свете. Возможно, это единственное, что я действительно люблю.