Скрипка дьявола - Йозеф Гелинек

— Интересная легенда, — отозвался Пердомо, пытаясь скрыть свой скептицизм.

— Это вовсе не легенда, инспектор. Долина Хинон существовала на самом деле, со всеми ужасами, которые там случались. При переводе на греческий название «Хинон» впоследствии трансформировалось в «Геенну», что означает ад в иудаизме.

— То есть вы хотите сказать, что голова, которую Ане заказала вырезать на скрипке, происходит прямо из ада? — спросил инспектор, явно взволнованный только что услышанной от собеседницы информацией.

Не ответив, она некоторое время продолжала стоять опустив голову, с отсутствующим видом, пока инспектор не спросил, что ее заботит.

— Я просто думаю о человеке или людях, которые сейчас владеют скрипкой. Вы, кажется, довольно скептически относитесь к существованию сверхъестественных сил, но я-то из другого теста. Я задаю себе вопрос, знает ли вор и убийца Ане, что соприкоснуться с этой скрипкой означает затеять игру со смертью.

Рассказ Кармен Гарральде произвел на Пердомо впечатление, и на следующее утро он отправился на свидание с дирижером Национального оркестра Жоаном Льедо, проспав ночью не более часа. Если бы он работал в паре с Вильчесом, то непременно взял бы его с собой, потому что двое всегда увидят больше, чем один, но, поскольку отношения с Вильянуэвой были натянутыми, он предпочел пойти один. Кроме обязательных вопросов о вечере убийства — Льедо был одним из первых трех людей, появившихся на месте преступления, — инспектор собирался проконсультироваться у него относительно неизвестной партитуры, найденной в артистической скрипачки, и понаблюдать за тем, как он отреагирует.

Он также надеялся снова увидеть Элену Кальдерон, тромбонистку, которая произвела на него сильное впечатление в тот вечер, но, к своему разочарованию, не обнаружил ее среди музыкантов, несмотря на то, что, когда он приехал, оркестр проводил генеральную репетицию.

Причиной, по которой она отсутствовала, было то, что вещь, которую в этот момент репетировали, «Пляска ведьм» Паганини, написанная в 1813 году, — это вариации для скрипки в сопровождении оркестра струнных. Изначальная мелодия взята из балета, сочиненного Зюсмайером, третьеразрядным музыкантом, вошедшим в историю благодаря тому, что ему выпало завершить после смерти Моцарта знаменитый Реквием. Простую банальную тему Паганини украсил сложнейшим переплетением вариаций, усугубленных техническими трудностями: невероятными обертонами, коварными пиццикато, тройными и даже четверными аккордами и головокружительно быстрой сменой струн, так что говорили, что эта вещь, наряду с известнейшим Каприсом № 24, положила начало легенде о договоре легендарного скрипача с Сатаной.

Инспектор решил занять место в одном из кресел партера и наблюдать за репетицией, пока не настанет подходящий момент для того, чтобы обратиться к Льедо.

Дирижер дал знак прервать музыку и попытался всеми доступными ему средствами, включая пение, объяснить исполнителям, как именно, по его мнению, должно звучать начало концерта.

— Сеньоры, — начал говорить он, стоя на подиуме, — наше оркестровое вступление звучит приемлемо, но имейте в виду, когда вступит солист, мы не должны ударить в грязь лицом. Нам нужно сделать так, чтобы нас было слышно все время. Согласны?

Льедо в тишине стал отбивать такт палочкой, и оркестр начал разыгрывать торжественное вступление. Тремоло на басовых струнах, словно звучащие черные тучи, наполняли зал дурными предчувствиями. Как раз когда Пердомо показалось, что пора прекратить эту музыкальную муку, оркестр стал играть медленнее и замолк на доминантсептаккорде. И тогда вступила скрипка. Солист, небольшого роста, с усиками, казалось, побаивался властного дирижера. Он не сумел показать ничего, кроме начала темы, потому что Льедо тут же остановил оркестр.

— Хорошо-хорошо-хорошо, — иронически произнес он, а через секунду состроил гримасу и воскликнул: — Хорошо? Пло-о-о-охо!

Палочка Льедо взлетела над головами виолончелистов и нацелилась, как дротик, в первого контрабасиста.

— Пиццикато аккомпанемента звучит нерешительно, робко!

Чтобы объяснить более понятно, дирижер принялся напевать:

Пом-пам-пам-пам,

Пом-пам-пам-пам,

но делал это так напыщенно и высокопарно, что большинству музыкантов стало смешно. Было ясно, что этот человек отличается нездоровой склонностью к лицедейству, его жесты на подиуме были преувеличенны и театральны, как будто он любой ценой хочет оказаться в центре внимания. Одна из первых скрипок не сумела сдержать легкий смешок, что не прошло незамеченным.

— Если я сказал что-то забавное, объясните нам вслух, в чем дело, чтобы мы могли посмеяться все вместе.

Устыженная скрипачка склонила голову и попыталась закрыть лицо руками, чтобы остальным не было видно ее веселья. Испепеляя ее взглядом, Льедо обратился к остальным музыкантам оркестра:

— Сеньоры, мы играем Паганини, а не Боккерини. Девятнадцатый век, а не восемнадцатый. Я не хочу, чтобы получался менуэт, эта вещь не должна звучать как музыка галантная, церемонная и учтивая. Я хочу, чтобы ноты были звучными, вызывающими. Пусть контрабасы взвоют, как северный ветер!

Первая скрипка попросила разрешения высказаться, и Льедо с подиума дал согласие.

— Маэстро, вы не думаете, что если аккомпанемент будет звучать форте, то вступление солиста будет не так эффектно? Кроме того, я сомневаюсь, что его будет слышно.

Прежде чем ответить, дирижер холодно улыбнулся.

— Солист получит возможность блеснуть, когда начнутся эффектные моменты, — сказал он, словно солиста не было в зале. — Хотя «Ведьмы» называются «Вариациями для скрипки с оркестром», на самом деле это концерт. А слово «концерт» происходит от «concertare», что значит «сражаться». Это сражение, а сражение выигрывает тот, кто сильнее.

К подиуму подошел ассистент, сообщивший дирижеру, что в зале находится полицейский инспектор. Льедо обратился к Пердомо, даже не спустившись с подиума:

— У меня еще есть дела, инспектор. Почему бы вам пока не погулять, а потом мы увидимся прямо в моем кабинете. Мои музыканты ужасно отвлекаются, когда на репетиции присутствует кто-то посторонний.

Пердомо жестом выразил согласие и вышел из Симфонического зала, ощущая десятки взглядов, буравивших его затылок.

Выйдя из Симфонического зала, инспектор Пердомо решил воспользоваться случаем и снова посетить место преступления. Он не раз убеждался, что возвращение на место происшествия часто наводит на интересные мысли и способствует появлению какой-то идеи, дающей толчок новой линии расследования.

Ему не давал покоя вопрос, каким образом убийца или убийцы смогли вынести скрипку из помещения, несмотря на строгий полицейский кордон. Или преступник был настолько хитер, что спрятал бесценный инструмент в самом Хоровом зале, чтобы потом без помех забрать его, когда снимут оцепление? В конце концов, размеры скрипки невелики, ее можно спрятать в любом углу. Пердомо не знал точно, как пройти в Хоровой зал, и подошел к охраннику, который предложил проводить его, как только устранит неполадки с одной из камер наблюдения.