Глубокое бурение - Алексей Лукьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это было? — Хольмарк растерянно озирался по сторонам и не мог понять, почему стены так неестественно изогнулись.
— Башню тебе снесло, мужик, — посочувствовал Трефаил астроному.
— Вы там все живы? — раздался мальчишечий окрик, и башня накренилась еще круче.
— Не кантуй, тут ценные приборы, — отозвался Сууркисат.
Услышав про приборы, Хольмарк не на шутку взволновался:
— Телескоп… Где мой телескоп? На крыше стоял паровой телескоп!
Трефаил решил успокоить старика и крикнул Власу:
— Эй, кинконг, ты куда крышу дел?
— В море выкинул, — отозвался подросток. — А что?
Трефаил почесал затылок и поинтересовался у Ванзайца:
— Он дорого стоил?
— Он был бесценен, — горько вздохнул ученый.
— Не повезло тебе. — Трефаил пожал плечами. — Где здесь выход?
Башня кренилась все сильнее, и вскоре из колодца превратилась в туннель.
— Пошли, — велел Сууркисат Мумукину.
— А Тургений?
— Эта сволочь нигде не пропадет.
Мумукин засеменил следом, где-то в глубине души подозревая, что с Тургением он встретится еще не раз.
На выходе их догнал Ванзайц:
— Стойте!
— Мумукин, если он потребует возмещения убытков — высоси ему глаз! — Трефаил напрягся в ожидании нелегкого разговора.
Крушение башни застало Хольмарка в домашнем халате, шлепанцах и шерстяных носках. Запыхавшегося астронома, к счастью, волновала вовсе не компенсация.
— А вот эти… маленький такой, и те, в гардеробе… они кто?
— Они, батя, котовцы, — с воодушевлением ответил Мумукин.
— Кто? — не понял Хольмарк.
— Мужчины с чистым сердцем, горячей головой и холодными руками, — расшифровал Сууркисат. — Старик, говори скорее, что надо, и мы побежали. Кстати, где мы находимся?
— Остров Сахарин, восточное побережье.
— Что? — хором возмутились диссиденты. — Мы только позавчера отсюда свалили. — Мумукин с Трефаилом переглянулись, ткнули друг друга пальцами в грудь и крикнули: — Это ты во всем виноват!
— Есть хочу, — пожаловался Влас, стоявший чуть в стороне.
— А это кто? — Хольмарк задрал голову.
— Это наш кинконг, — махнул рукой Мумукин, потом упер руки в боки и ехидно посмотрел на Сууркисата. — Ты, кстати, обещался меня убить.
Трефаил поднес к самому носу товарища классическую дулю, свернутую по всем канонам жестикуляции.
— Может, я помогу? — Хольмарк деликатно потрогал Тургения за плечо.
Мумукин на секунду задумался, и посчитал разумным отказаться от предложения:
— Спасибо, не сейчас.
Влас снова прохныкал:
— Есть хочу.
— Фунтик голоден, — глубокомысленно произнес Трефаил.
— Я с вами. Можно? — попросил Хольмарк.
— Зачем? — удивились диссиденты.
— Ну… я умный.
Оскорбительный смех был ответом пожилому астроному. Тургений и Сууркисат знали, что самые умные — они.
— Что смешного? — обиделся Ванзайц. — Я открыл, что небо твердое.
Новый взрыв истерического смеха. Хольмарк отвесил лоботрясам по доброй плюхе.
— Э, Трефаил, чего он дерется?
— Не знаю. Э, мужик, ты что, серьезно?
— Да! — Хольмарк гордо тряхнул седой шевелюрой.
— Ну ладно тогда, а то шуток мы не любим, — проворчал Трефаил.
— Чего ты там насчет неба твердо знаешь? — Мумукин изобразил, будто всю жизнь увлекался астрономией.
— Ни с места! — Эм-Си в сопровождении скрюченных тыкчтынбеков вывалился из туннеля. — Именем гениального создателя е… — тут Кафка рыгнул.
— Фу, чмошник, — сморщились диссиденты.
— Что естественно, то не безобразно, — парировал котовец.
— Есть вещи, естественные до безобразия, — выдвинул аргумент Трефаил.
— А также естественные в своем безобразии и безобразные в своем естестве, — довел мысль до логического беспредела Мумукин.
— Карабулдык чикалдык! — приказал Эм-Си тыкчтынбекам.
— Сиктым на кутак! — рявкнули тыкчтынбеки и повалились на землю.
Эм-Си не расстроился. Он взбесился. Он прыгал, орал, но гордые затекшие чуреки упорно повторяли одно и то же, не в силах шевельнуться.
— Эк пацан переживает, — посочувствовал коротышке Влас. — Есть хочу.
— Так и ешь его, — разрешил Тургений. — Только не отравись.
В этот момент Кафка случайно нажал на спускной клапан. Раздалось подряд пять оглушительных хлопков, эхом отозвавшихся в недрах башни.
Отдачей Эм-Си унесло в черную дыру обсерватории, и, пока он поминал шайтан, иблис и чихпых, Тургений предложил смотаться. Влас подхватил всех троих и скрылся в тумане.
Когда Эм-Си выскочил на свет, морально разложившиеся тыкчтынбеки пребывали в религиозном экстазе: Бог живьем забрал на небо трех людей.
Удобно устроившись на плече великана, держась для верности за волосы Власа, беглецы шумно обсуждали, чем накормить ребенка.
— Я думаю, — Унд Зыпцихь посильнее запахнулся в свой халат, — детей кормят молоком.
— Ага, а поят кашей, — поддержал Мумукин. — Нет, еппона мама, все наоборот: кормят кашей, а поят молоком.
— Прошу меня простить, — деликатно прокашлялся Трефаил, — а почему именно этими двумя блюдами?
— Бать, можно я объясню? — попросил Тургений.
Ванзайц милостиво разрешил.
— Так вот, недоумок, слушай. — Мумукин сделал яростное лицо. — Детей кормят кашей и молоком, чтобы они росли сильными и красивыми.
Сууркисат попытался со своего места обозреть всего Власа. Потом перевел взгляд на Тургения, исполненного гордостью за свои познания в педиатрии.
— А наш-то чем не удался?
— В смысле?
— Чем тебе наш пацан не нравится, спрашиваю? Малыш удался крепким, на лицо тоже не страшен, а уж насчет расти — куда еще? Вон какой вымахал, на паровозе не объедешь.
Поди поспорь! Железная аргументация.
— Ну а сам-то ты чего придумал?
— Смотри и учись.
Лицо Сууркисата приобрело то идиотское выражение, какое нацепляют на себя все те, кто ни разу не видел живых детей.
— Скажи мне, милый ребенок, чего ты хочешь поесть?
— Чего дадите, то и съем. Только побольше, — отозвался мальчик.
С видом победителя Трефаил вытятил нижнюю губу и устремил взгляд в морские просторы, которые рассекал великан.