Ромейский талисман - Андрей Астахов

– Святой Николос, что за места! – воскликнул Давид. – То пожар, то туман, то дожди. Как тут вообще люди живут, а?

– Ты не кричи шибко, боярин, – предупредил Корж. – Хозяин леса энтого не любит страсть.

– Какой еще хозяин леса?

– Известно какой – леший. Тут самое его владение будет.

– Леший? Что за леший?

– Старичок лесной. Маленький такой, навродь меня, борода до колен, волосы копной, и глаза косят. А иной раз чудищем обернется: руки как сучья, глаза как у филина – страсть! Так кричит по лесу, ажио поджилки трясутся.

– И! – недоверчиво буркнул Таренаци. – Ты что, сам его видел?

– Знамо дело видал. Да у нас почитай кажный, кто на охоту ходит, с ним сталкивался, – спокойно сказал Корж. – Коли зверя бить идешь, хозяина леса встретишь непременно. Пытает он, почто на охоту ты пошел – заради пропитания, али от баловства животину губишь. Зверью он навроде как заступник.

– Нет никакого лешего, – неожиданно подытожил армянский богатырь, выслушав проводника. – Сказки все это.

– Много в этих лесах темного и непонятного, – вступил в разговор Ворш, который на этот раз ехал рядом с Давидом и Ольгой и до сих пор молчал, погруженный в свои мысли. – И жители тутошние таковы, что с ними лучше не встречаться. Но вот что странно – седьмой день мы в пути, а нежить нам ни разу пока что не попадалась. Непонятно!

– А ты будто об этом жалеешь, – сказал Давид.

– Вовсе нет. Мне о том жалеть невместно, уж коли с детства меня учили с этой самой нежитью бороться. Но беспокоит меня это, Давыд-богатырь. Она хоть и нежить, а наша, русская. На этой земле она такой же исконный житель, как и мы, русичи. Потому и хорониться ей не пристало. Ныне же какой день едем, и все не встречается нам никто – ни леший, ни болотницы, ни мавки, ни русалки. Странно это. Будто боятся лесные жители кого.

– Может, тебя боятся, – усмехнулся Таренаци. – Сам же говоришь, воевать с ними приучен. А они это чувствуют.

– Может быть. – Ворш обернулся назад, поискал глазами Ивку. Девушка ехала в конце колонны рядом с Некрасом. Юноша что-то ей рассказывал, и девушка улыбалась. И хоть еще не сошли с ее лица следы побоев, нанесенных викингами, Ивка ожила. Ворша это радовало. Во всяком случае, девушка будто и не помнила, что с ней случилось. Лишь иногда, встречаясь с ней глазами, Ворш улавливал в ее взгляде страх. Был ли этот страх следствием того, что уже было пережито Ивкой, или же предчувствием того, что еще предстоит пережить?

– Бона! – услышал ведун голос проводника Коржа. – Большак виднеется! Им поедем, борзо доберемся!

Отряд съехал с тропы на большак: здесь лошади пошли быстрее, да и туман как будто начал понемногу рассеиваться, пока совсем не исчез. Час за часом, верста за верстой кавалькада двигалась вперед. Когда солнце начало заходить за вершины деревьев и время подошло к закату, всадники выехали из леса.

– Я же говорил! – с гордостью произнес Корж. – Бона Полчев, перед нами как раз!

На холме, верстах в четырех впереди, было видно городище, окруженное по обычаю мощным частоколом. Давид облегченно вздохнул – теперь ясно, что ночевать в лесу им не придется. Тем более что небо к югу стало быстро покрываться облаками, которые сливались в одну свинцово-серую тяжелую тучу, повисшую над лесом и недвусмысленно обещавшую сильный дождь.

– Прибавить ходу! – скомандовал Давид. Однако в его команде не было нужды, дружинники и сами перешли на рысь. После целого дня, проведенного в седле, всем хотелось поесть горячего, выпить пару ковшей крепкого кривичского меда, а то и просто поспать.

– Как ты, красавица? – спросил Давид Ольгу, подъехав к девушке поближе.

– Сдюжу, – ответила девушка. – Спина вот только болит.

– Приедем, травниц к тебе позову, – заявил Давид. – Потерпи, немного осталось.

– Я норманнка и дочь норманнки, – с достоинством ответила Ольга. – Боль терпеть умею. Не беспокойся, боярин Давид.

Глухой раскат грома прокатился над лесом, с юга налетел порыв ветра, раскачивая вековые сосны и неся в лицо всадникам ледяной холод. Солнце уже почти скрылось за лесом, небо окрасилось в розоватый цвет, а облака – в лиловый. Туча на юге между тем росла с пугающей быстротой, в ней уже поблескивали молнии, будто предупреждая путников, что времени у них осталось совсем немного.

– Опять гроза! – с деланым весельем в голосе воскликнул Чага, но глаза у него были серьезными. – Дорога в дождь к счастью.

– Быстро! – крикнул Давид. – Нечего на дороге стоять.

Ворш будто не слышал армянского богатыря. Он не отрываясь смотрел на клубящуюся тучу, все больше закрывающую небо, и его почему-то охватила тревога. Быня хлопнул его по плечу.

– Не стой, ведун! – воскликнул он. – Гроза намочит.

Ворш опомнился, ударил коня пятками. Отряд быстрой рысью пошел по дороге. До Полчева осталось версты три, когда туча совершенно закрыла небо. Молнии прорезали ее все чаще, и ветер, прежде налетавший короткими порывами, начал с завываниями дуть безпрерывно.

Потом вдруг небо ослепительно сверкнуло, могучий грохот напугал и коней, и людей. Слева от дороги огромная сосна в одно мгновение расцвела огнем, охватившим ее крону, и ветер начал быстро разносить пламя по соседним деревьям. Прошло несколько секунд, и снова полыхнула молния, на этот раз ударив в деревья за спинами всадников, как будто какая-то сила решила поджечь лес и с северной стороны, отрезая людям путь назад.

– Давай, давай! – заорал Давид.

Всадники перешли на галоп. Туча теперь, казалось, клубится над самой головой, так низко, что ее свинцовое, заряженное призрачным электричеством брюхо будто стелилось по верхушкам деревьев. Но и расстояние до Полчева сокращалось. Стоявшее на невысоком холме городище уже можно было видеть во всех подробностях. Давид увидел, что ворота открыты, – это хорошо, не придется ждать, пока хозяева их впустят.

Снова ударила молния, огласив лес таким грохотом, что зазвенело в ушах. Заржали перепуганные кони, над лесом с западной стороны от дороги взметнулось багровое пламя.

– Четыре ветра божьи, четыре сына Даждьбогова, услышьте голос мой, внука Сварогова, вас зовущего, – заговорил Ворш. взявшись за шолку у себя на шее. – От края земли приходите, все дороги знаете, все поля обдуваете, по миру гуляете! Призываю вас, слуга Перунов, именем богов отцов моих, именем Сварога светлого, Даждьбога могучего, Белбога лучистого – донесите до слуха Перунова мольбу мою, путь мой освободите, под чистым небом меня ведите. Не поразит меня молния Перунова, ветер полночный, огонь небесный, гром железный! Отведи от меня, Перун-бог, силу твою, сохрани меня от зла и от тайного умысла черного! Слово мое крепкое, в огне каленое, в воде томленое, неразбиваемое, неразмыкаемое!

Туча продолжала полыхать молниями, но в лес ни одна из них больше не падала, однако значения это уже никакого не имело. Подожженный с трех сторон сосновый бор медленно разгорался, в воздухе запахло дымом. Впрочем, расстояние до города все больше и больше сокращалось. Давид уже мог перевести дух, до ворот Полчева оставалось не больше версты. Однако перед началом подъема на холм ехавшие впереди Вороня, Сулица и Корж внезапно остановились, будто натолкнулись на какое-то невидимое препятствие. Давид, сделав знак остановиться, сам подскакал к ним.