Приключения Тигрового кота. Книга 1 - Инбали Изерлес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И ты позволяешь этой самке, этому котенку, этой потеряшке говорить за тебя?
Ханратти буквально выплевывал каждое слово, в особенности «потеряшка».
— Нет, не позволяю. Я сам говорю за себя и за своих сородичей, — ответил Пангур. — А вот тебя подкупила чужеземная сила — ты еще более продажен, чем я мог вообразить! И ты за это заплатишь!
Пангур бросился на Ханратти, вцепившись передними лапами в плечи брата, а задними колотя его в живот.
Коты превратились в клубок меха, когтей и крови.
— Послушайте меня! — умоляла Джесс. — Мати в опасности… мы должны что-то сделать! Неужели не понимаете, это все и на нас отражается!
Но никто не обращал на нее внимания. Кошки Крессиды и Канкса, встревоженные тем, что ритуальная схватка внезапно превратилась в настоящую кровавую битву, повернулись к каменному возвышению, где впились друг в друга их вожаки. Поражение любого из них означало беду и для всей стаи: подчинение, изгнание, даже смерть…
Мати не совсем был уверен, найдет ли он обратную дорогу к шлюзу Крессида. Но его лапы как будто сами знали, куда бежать. Его разбудил Байо, дух, с которым он разговаривал в дупле Этелелдры. Добрый дух, сказала тогда старая кошка.
Когда Мати проснулся в незнакомом доме, телом он чувствовал себя хорошо. Но его инстинкты каким-то образом пострадали. И они твердили ему на бегу: «Рядом опасность». Однако источник угрозы оставался непонятным. И все равно Мати должен был прийти сюда, на рыночную площадь у речного берега. Ведь у него не было дома, куда он мог бы вернуться.
Осторожно Мати подкрался к площади. Его золотистые глаза впитывали знакомые картины: река вдали, обшитая досками церковь, заброшенный склад… Ум Мати сравнивал эти картины с теми, которые он извлек из Фьянея, из мира духов и из собственного воображения. Слегка ошеломленный, Мати думал о Те Бубас и о своей матери, о королеве, от которой ему досталась красная шкурка.
Потом со вспышкой страха Мати вспомнил кота в тени, того, который преследовал его в волнах сна, и мордочку хозяина этого кота позади теней. Мати знал, что именно эти таинственные кошки каким-то образом виновны в смерти его матери. А теперь они хотели и его смерти тоже. Но почему? Ответ прятался близко, так близко, что Мати почти чувствовал его. Почти…
Но тут его отвлекли другие мысли. Если темный кот убил мать Мати, то, пожалуй, он мог иметь и настоящее тело, живущее за пределами полусна.
«А ведь это значит, что он может быть где-то здесь, он может поджидать меня!» — подумал Мати.
И тревожно огляделся по сторонам.
Ночь была тихой. Ум Мати снова вернулся к его борьбе с темным котом во Фьянее, к тому, как он молотил его лапами… Уши Мати прижались к голове. Безопасно ли возвращаться на рыночную площадь? Он не мог быть уверенным в этом.
«Что же случилось с моими инстинктами, — думал Мати, — с моей способностью рассуждать?» Все знаки были здесь, в этом он не сомневался, но больше не умел их прочитать. Мати ощутил дурной запах, похожий на вонь тухлых яиц. Это не был просто смрад мусорных баков, этот запах заставил шерстку Мати встать дыбом на загривке. Но что он означал?
Мати направился к вишневым деревьям, но остановился. Там был Бинжакс, он смотрел в сторону парка. Мати попятился, решив пройти к дальнему концу катакомб возле шлюза. Но замялся, отвлекшись на шепчущие голоса совсем рядом, — настойчивый зов духов из Фьянея. Голоса смешивались друг с другом, как шум струек воды в большом потоке, и Мати не в силах был их разобрать. Лишь изредка отдельные слова или фразы вырывались из потока, привлекая его внимание.
— Прочь… третья опора… опасность… зажечь свет… темнота… позади тебя…
Бинжакс приблизился на несколько шагов, и Мати метнулся под прилавок, желая избежать столкновения со своим врагом. И тут же задохнулся. Воздух под прилавком был таким дурным, что обжег ему горло. Вонь протухших яиц окружила его в темноте. Мати резко обернулся, сердце колотилось о ребра, и Мати ослабел, увидев те самые желтые глаза.
— Мы уже встречались прежде, Мати, только не в этом мире…
Желтые глаза плыли перед Мати. Всматриваясь в них, Мати увидел многие века лун. Он увидел безграничное ожесточение, неутомимую злобу…
— Мифос… — пробормотал Мати.
Имя сорвалось с его языка, хотя Мати никогда прежде его не слышал.
Мифос, убийца его матери. Он последовал за Мати из его дома в пустыне, оттуда, где когда-то началась вся жизнь, выследил его в мире духов и наконец нашел здесь…
— Ловушка, — сказал Мати.
Опоры инстинкта и суждения как будто растаяли перед ним. Неужели обе они его подвели? В сердце Мати начал разгораться гнев, гнев на духов, которые не сумели его защитить, не сумели предостеречь…
— Ты сбежал от меня во Фьянее, — шипел Мифос. — Но теперь тебе не уйти!
Его желтые глаза источали злобу. Он ухмыльнулся, сверкнув желтоватыми зубами, которые могли разорвать шкуру и плоть, раздробить кости…
В желудке Мати как будто заплясала крыса.
— Мати, беги! — послышался голос из Фьянея.
Голос его матери? Он вывел Мати из оцепенения. Мати выскочил из-под прилавка и помчался к вишневым деревьям. Мифос несся за ним, жесткие подушечки его лап стучали по булыжникам, длинные когти скрипели на камнях, как проволока по стеклу. Он был огромен, могуч и нагонял Мати с каждым шагом. Мати рванулся через рыночную площадь и оказался на месте собрания полной луны. Он метался от прилавка к прилавку, в сторону высокого вяза, на крышу заброшенного склада, потом вдоль сточной канавы к берегу реки. Мати бежал уже вниз по течению, едва касаясь лапами сигаретных окурков и пустых пивных банок, усыпавших его путь. Он поскользнулся на каком-то пакете и сбился с ноги. Ему пришлось прислониться к плакучей иве, чтобы перевести дыхание.
Мифос остановился на расстоянии в пару хвостов.
— И куда ты теперь побежишь, котенок? Если заберешься на дерево, я последую за тобой, я стяну тебя оттуда за хвост. Ты не стоишь даже серьезной дуэли. Я быстро с тобой покончу. Перегрызу горло. Хочешь? Или лучше решишься на смерть воина? Мы можем подраться, если хочешь… тебе это понравится?
Мати покачал головой. Он не мог говорить. Его охватила паника. «Я в ловушке!» — в ужасе думал он.
И тут как бы на границе его зрения, в уголках глаз возникли белые точки. Какие-то слова прорывались сквозь страх. Голос его матери: «Зажги свет… Зажги свет…»
Голос затих.
Мифос бросился на Мати, его коготь царапнул по горлу красного котенка. Голова Мати с глухим стуком ударилась о ствол дерева, и мир поглотила фиолетовая тень.
Пангур прыгнул к Ханратти, но на середине прыжка что-то произошло, он яростно дернулся и упал рядом с братом на каменную площадку. Глаза Ханратти были уже крепко закрыты, несвязные слова срывались с его языка. Джесс посмотрела на окружавших эстраду кошек Крессиды и Канкса. Их мордочки одна за другой искажались болью, растерянностью и страхом. Что-то пробормотал Домино, падая на бок, и его лапы слабо дернулись. А потом и сама Джесс ощутила словно физический удар, но это было страшное отчаяние, горе, стиснувшее ее горло. С тихим криком она согнулась пополам, ошеломленная печалью.