Искушение фараона - Паулина Гейдж

– Входи!

Слуга раздвинул занавеси и с поклоном вошел в каюту.

– Поскольку не поступало никаких других распоряжений, царевич, капитан направил лодку к дому господина Си-Монту, – сказал он. – Будут ли у тебя какие-нибудь еще желания?

Хаэмуасу с трудом удалось подавить рвущийся наружу истерический смех. «Мое главное желание – заполучить эту похожую на мираж женщину, что сводит меня с ума. Мое другое желание – сделать так, чтобы события последнего часа начисто стерлись у людей из памяти. Еще одно мое желание – вернуть себе душевный покой, который я всегда принимал как должное».

– Принеси воды и фиников, – сказал он.

Хаэмуас подумал о том, чтобы повернуть лодку обратно к дому, но вдруг ему безудержно захотелось во всех подробностях поведать о случившемся любимому брату. Он выпил принесенной Касой воды, пожевал финик и сидел, погрузившись в невеселые раздумья.

Бен-Анат встретила деверя со своей обычной приветливостью, тепло обняла его и усадила отдыхать в саду, в тени огромной раскинувшейся сикоморы. Приставив к нему слугу и извинившись за то, что вынуждена оставить его на какое-то время в одиночестве, она поклонилась и ушла обратно в дом. Хаэмуас облегченно вздохнул. Общаться с Бен-Анат было легко и просто, но в его теперешнем состоянии Хаэмуас не мог заставить себя вести ни к чему не обязывающую беседу о семейных делах. Слугу он попросил принести пива и сидел теперь, принуждая себя делать небольшие, осторожные глотки, тогда как на самом деле он готов был выпить все залпом и потребовать еще. Жара сводила с ума, и ему хотелось напиться до беспамятства. Однако желание поговорить с Си-Монту взяло верх.

Наконец на лужайке показался брат. Он, видимо, утром работал на виноградниках и едва успел умыться и переодеться, но кроме узкой полоски белого полотна на бедрах, на нем больше ничего не было. Его кожа была смуглой от загара, а сам он – коренастым и крепким, не потому, что занимался стрельбой из лука, борьбой или катанием на колеснице, а потому, что многие часы проводил на полях, обливаясь потом наравне с крестьянами. В его обществе Хаэмуас чувствовал себя уютно и спокойно. Он поднялся и поцеловал брата в мягкую, заросшую щетиной щеку. Си-Монту взмахнул рукой, чтобы Хаэмуас устраивался поудобнее на подушках, разбросанных поверх тростниковой циновки. Сам он сел рядом.

– Что случилось? – мягко произнес он. – Почему ты пьешь пиво, когда вокруг лучшие виноградники во всем Египте? Глядя на тебя, Хаэмуас, виноградные лозы засохнут от огорчения. Как твои дела? Принеси вино пятилетней выдержки! – приказал он слуге, потом бросил на Хаэмуаса прямой, слишком проницательный взгляд. «Си-Монту умеет принять вид простого крестьянина, – размышлял Хаэмуас, – он может также орать и ругаться, как последний матрос, но и то и другое – обман. На самом деле он прекрасно образованный царевич этой страны, просто многие предпочли об этом забыть».

– Знаешь, Си-Монту, стоит только мне сегодня начать пить вино, и я уже не смогу остановиться, – признался Хаэмуас. – Так что давай покончим с делами фараона, а потом я хотел бы с тобой поговорить.

Си-Монту кивнул. Хаэмуас всегда испытывал благодарность по отношению к брату за то, что тот не совал нос в чужие дела, за то, что всегда готов был принять тебя, не требуя объяснений.

– Хорошо, – улыбнулся Си-Монту. – Обсуждение просьбы отца не займет у нас много времени. В этом году ожидается огромный урожай винограда, если только мне удастся предотвратить болезнь лозы. Плоды уже завязались, сами ягоды небольшие, но грозди – огромные. Однако в некоторых местах чернеют листья и лозы. Ты лекарь, может быть, посмотришь сам и посоветуешь какое-нибудь лекарство. Эй! – окликнул он слугу, который принес припорошенную пылью опечатанную бутыль и две алебастровых чаши. Слуга подал бутыль Си-Монту, и тот, предварительно осмотрев печать, взломал ее и разлил вино.

Хаэмуас смотрел, как густая темная струя льется в чаши, внезапно пронизанная яркими лучами солнечного света. Си-Монту предостерегающе поднял палец:

– По одной чаше сейчас, потом ты посмотришь лозы и выпишешь отцу счет за предоставленные услуги, потом – еще по одной, или, если захочешь, допьем эту бутыль до дна. – Он улыбнулся, и Хаэмуас, сам того не ожидая, улыбнулся брату в ответ. – Если хочешь, я прикажу унести бутыль после того, как ты выпьешь две чаши. – Он подал чашу Хаэмуасу и поднял вверх свою. – За Египет! Пусть вечно он правит всеми землями, что нам так нужны!

Хаэмуас выпил. Вино, терпкое и сладкое, приятно охладило горло. Великолепный букет. Через некоторое время благородное тепло разлилось по жилам, и Хэамуас впервые за весь день почувствовал облегчение и покой. Они долго беседовали с братом о своих семьях, о врагах, о делах в соседних странах – предмет, мало известный Си-Монту и еще меньше его интересовавший, – а также о множестве крестьянских забот.

Наконец Си-Монту поднялся, и вдвоем они неспешно двинулись по винограднику. Хаэмуас с мрачным юмором заметил, что брат не потрудился приказать, чтобы им устроили навес от солнца. Так они и стояли под палящими лучами, осматривая листья и беседуя о делах. Хаэмуас высказал кое-какие предложения. Си-Монту согласился. Никто лучше него не знал, как следует ухаживать за виноградными лозами, и все же Хаэмуас смог оказаться полезным брату.

Потом они неторопливо вернулись в сад, чтобы выпить по второй чаше вина.

– Знаешь, – начал Си-Монту, как только они уселись в тени, – вид у тебя такой, будто тебе только что с немалыми усилиями удалось спастись из Подземного царства, а по дороге ты еще и расправился с Великим змеем. Так что же случилось?

И Хаэмуас обо всем ему рассказал. Едва коснувшись своей душевной раны, он не мог уже остановиться, слова лились и лились непрерывным потоком, и когда он наконец замолчал, солнце уже клонилось к закату. Си-Монту все время не отрываясь смотрел на брата, не произнося ни слова, лишь изредка негромко покашливая. Когда же Хаэмуас замолчал, Си-Монту выпил свою чашу до дна и вновь налил вина себе и брату. Потом он сидел, не произнося ни слова, рассеянно теребя бородку.

Появилась Бен-Анат. Она вопросительно взглянула на мужа. Тот поднял вверх два пальца, она улыбнулась, кивнула и вновь скрылась в тени дома – по-прежнему узкой, но уже начинавшей заметно удлиняться. Хаэмуас с завистью смотрел, какое тонкое взаимопонимание царит между ними.

– Когда я полюбил Бен-Анат, – начал Си-Монту, – весь двор дружно пытался мне внушить, что я веду себя как безумный. Отец часами вел со мной беседы. Мать подсовывала самых соблазнительных женщин, каких ей только удавалось заставить при помощи уговоров и угроз. И в конце концов меня лишили права наследования. И что? – Он рассмеялся. – Да мне было совершенно все равно. Ни единой секунды я не сомневался в том, что делаю. Все силы, вся моя энергия ушли на то, чтобы завоевать единственную женщину, которая мне нужна.

Хаэмуас про себя улыбнулся. Си-Монту обладал недюжинной силой, и если направить ее в одно русло, сопротивление этой силе и энергии было бесполезно.