Ноль - Тори Ру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Наша классная заменила скучный урок литературы украшением кабинета к празднику. До Нового года остается две недели, и мои великовозрастные – циничные и «бывалые» – одноклассники вдруг превратились в восторженных детей: девочки, лучась теплыми улыбками, вырезают тонкие полоски и скрепляют их в объемные бумажные снежинки, ребята с помощью стремянки развешивают под потолком мишуру и блестящий дождь.
Я тоже участвую в процессе – дружелюбная атмосфера оживила в памяти времена младшей школы, когда и мне всей душой хотелось прочувствовать Новый год, сказочный праздник… Но моя бабушка 31 декабря всегда надевала черное и плакала.
Даже в улыбчивом Саше я вдруг узнаю того самого лучшего друга детства: хитрого, изворотливого и неунывавшего, рассказывавшего мне страшилки по вечерам и таскавшего из моего портфеля печенье. Стоя на стремянке, он уморительно и остроумно каламбурит, и все девочки – даже учительница – краснеют, хихикают и восторженно хлопают глазами.
А Егора с этого мероприятия отпустили. Это стало еще одним поводом для радости – и на этот раз он без проблем доберется домой.
Лезвия ножниц отделяют от листа все лишнее, и, закусив губу, я старательно складываю бумагу вдвое и вырезаю витиеватые узоры – Сонины снежинки всегда получаются самыми изящными и красивыми. Намеренно делаю неверное движение – срез выходит неровным, удовлетворенно усмехаюсь и вздрагиваю: в кармане пиджака жужжит телефон.
Спрятав его под партой, несколько раз перечитываю текст на экране.
«Пойдем на свидание» – буквы складываются именно в эти слова, и я в недоумении сверяюсь с именем отправителя.
Егор…
От испуга холодеют кончики пальцев: возможно, он потерял телефон, и кто-то теперь забавляется со мной.
«Бабушку хватит инфаркт, если я уеду в Город» – пишу и замираю в напряженном ожидании.
«Пойдем гулять здесь. У всех под носом. Мы ведь невидимки, забыла?» – приходит следующее сообщение. И еще одно – с указанием места и времени встречи.
Это точно он.
От облегчения я всхлипываю.
«Хорошо!» – быстро набиваю ответ и прячу телефон в карман.
В груди бешено колотится сердце – концентрация чистого счастья в крови зашкаливает. Возможно, Егор проведет меня своими тайными тропами или мы просто потопчемся на пустыре, главное – что я снова смогу почувствовать тепло его руки на своей коже или его губы на своих губах… Как же я мечтаю о его губах!
– С кем переписываешься? – бросает Саша, безмятежно улыбаясь, и я вру:
– С бабушкой.
– Теть Галя умеет писать сообщения? – удивляется он.
– Научилась! – Я хватаюсь за степлер и криво скрепляю им тонкие полоски неказистой, но удивительно клевой снежинки.
Скользя каблуками по присыпанному песком льду, я шагаю к месту встречи.
За спиной в рюкзаке трясутся учебники и тетрадки, в голове гуляет ветер, в груди дрожит душа – в моем воображении мы с Егором, как в тот далекий нереальный вечер, гуляем по улице, но уже в декорациях нашего неуютного городка. Я не боюсь и не думаю о последствиях – мы не делаем ничего плохого, и нам нечего скрывать…
На миг закрываю глаза и вздыхаю – это невозможно.
Не знаю, что мы будем делать сейчас – скорее всего, Егор за рукав утащит меня в какое-нибудь безлюдное, известное только ему одному место, и оно превратится в самое лучшее место на земле.
Серый зимний день, затаившись, ждет заката, с белого неба то моросит дождь, то летит мелкая крупа, редкие прохожие сворачивают по своим делам, и мне не приходится делить с ними узкие тропинки.
Центральная площадь мала, как и все в нашей местности, и окружена высокими сугробами – даже плечи и голову единственного в городке памятника укрывает толстый слой наледи, а ступени за ним дети превратили в горку.
Останавливаюсь у ее начала, оглядываюсь по сторонам и поддаюсь азарту – сбрасываю рюкзак, сажусь на него и быстро съезжаю вниз. Волшебный, волнующий восторг вырывается хохотом – в последний раз я каталась с горки в компании лучшего друга в двенадцать лет, и он все норовил насыпать мне снега за шиворот.
Впереди темнеют огромные ели, на мохнатых ветвях горланят черные птицы, по утоптанной площадке под ними прогуливается парень в ярко-желтой куртке, голубых джинсах и шапочке на затылке.
А Егора нет.
Поднимаюсь и отряхиваю пуховик, страх снова закрадывается в душу: что если мне писал не Егор?.. Принимаю вправо и осторожно шагаю к елкам, смутная тревога давит в груди.
Я нигде не вижу черного пальто – тут нет никого, кроме меня, ворон и непонятного субъекта, слишком модного и, вероятно, приезжего.
Намеренно отхожу подальше, дую на замерзшие пальцы, натягиваю перчатки и, вцепившись в лямки рюкзака, замираю в ожидании.
За спиной раздается скрип и скрежет ломающихся льдинок.
Резко оборачиваюсь, и сердце немеет от испуга – слишком яркая куртка, слишком броские шмотки… Я впервые вижу этого незнакомца и вырываюсь, но рука с татуировкой ловит мою руку и крепко сжимает. Поднимаю голову и натыкаюсь на насмешливый взгляд черных глаз.
– Ты меня не узнала? – улыбается Егор.
– Блин!.. – выдыхаю, и от неожиданности слабеют колени – если бы не его поддержка, я бы снова села в снег. – Ну ни фига себе!..
Лебедев улыбается еще шире и светлее, и я забываю дышать – все фантазии на тему «каким бы он мог быть» вмиг потускнели перед реальным парнем, которым я сейчас любуюсь.
– Если даже ты не смогла меня опознать, значит, я действительно крут… – Убедившись, что я держусь на ногах, он отпускает меня и зазывно отставляет локоть: – Цепляйся.
Помедлив, принимаю приглашение, и, прижимаясь друг к другу, мы идем по расчищенному полотну тротуара.
Любопытство порождает целый ворох вопросов:
– Это так… непривычно!.. Я бы никогда не подумала… И часто ты так выглядишь?.. – пристаю я, и Егор спокойно отвечает:
– Нечасто. Это Воробей подогнал… Когда он сматывался на сессию, в таком виде я свободно ходил по Центру: в банк заплатить по счетам или там в собес… Ты была права: желтые шмотки еще ни разу не подводили.
Он намекает на далекий жаркий «одуванчиковый» день и нашу игру в невидимок. От солнечных детских воспоминаний покой, доверие и тепло снова согревают сердце – мы оба пронесли их через всю жизнь. Интересно, сохранит ли Егор их в памяти, когда уедет отсюда? Ведь в другой жизни он всегда будет таким: недосягаемым, сногсшибательным красавцем.
От пронзительной грусти наворачиваются слезы.
– Ты вообще на себя непохож… – дрогнувшим голосом начинаю я и незаметно смахиваю со щеки растаявшую снежинку. – Ты словно попал сюда из будущего, того, о котором мечтаешь, и мне теперь кажется, что я совсем не знаю тебя…