Воин. Знак пути - Дмитрий Янковский

Он двинулся к прорубленной в частоколе дыре, поманив друзей взмахом руки, наконечник огромной стрелы тускло поблескивал недавно точеными гранями.

Вышли далеко за околицу, к самому Днепру. Так и получилось – чуть больше пяти сотен шагов до прицеленной избы. Дождь все ронял и ронял капли в промокшую землю, но густое покрывало туч стало как будто тоньше, словно небо постепенно теряло силы, как раненный зверь теряет их с каждой каплей стекающей крови. Цель была еле видна – серая промокшая стена сливалась с серым промокшим небом, но Микулка примерился и спокойно наложил стрелу. Дремавшая в нем сила налила мышцы упругой дрожью, тетива с легким потрескиванием подалась назад, стрела шершаво терлась о надсадно скрипевший лук. Друзья глядели как зачарованные, постепенно пятясь при каждом резком звуке, невольно опасались назревающей в страшном оружии мощи. Микулка дотянул витой пеньковый шнур почти до уха, заставив лук не просто скрипеть, а выть, тоскливо и страшно, как воет голодный хищник упустивший добычу, побелевшие пальцы разжались и огромный кол разорвал воздух прилаженным на конце булатом.

Через миг жуткий грохот перекатился через околицу, возвестив об удачном попадании, друзья сорвались с места и оскальзываясь на мокром, бросились поглядеть, что же там сталось с целью, но вой лука, превратившийся после выстрела в жуткий надсадный скрежет, заставил их замереть и медленно обернуться. Рога лука дрожали и медленно разъезжались, стянутые гудящим как шмель шнуром тетивы. С отчаянным треском она разлохматилась еще больше, став похожей на туго натянутый кошачий хвост, и вдруг лопнула, отшвырнув Микулку на землю.

– Чернобогово отродье! – поднимаясь пробурчал паренек. – Сорвалась с одного выстрела… Ладно, у меня еще одна осталась, самая крепкая.

– А ведь ты попал! – удивленно вытянул шею Твердояр. – С пяти сотен шагов! Да с таким луком любого ворога остановить можно! Если тетиву подобрать…

– Ну да, – усмехнулся Ратибор. – И стрелка с такой силищей. Эдак дружина у тебя получится не больно большой.

– Это точно! – вздохнул кузнец. – Такого витязя сыщешь едва ли… Зато вашего я до конца дней не забуду!

Они поднялись по размокшему склону холма и глянули на избу.

– Нда… – присвистнув молвил Сершхан. – Слабовата оказалась избенка…

Отточенный булат наконечника прошиб бревна первой стены насквозь, только зияла дыра с бычью голову, а дальняя вывалилась вовсе, обрушив потолочные балки заодно с крышей. Дом еще вздрагивал, никак не мог прийти в себя от страшного удара, косо сползло сорванное со стены бревно и звучно шлепнулось в рыжую грязь, та разлетелась тяжелыми брызгами, густо стекая по перекошенным стенам.

– Ну… – довольно почесал затылок Ратибор. – Думаю, такой стрелой змеево крыло прошибить можно. Только ты, Микула, последнюю тетиву сбереги, от нее наш успех ныне зависит.

Волк присел, оглядывая глубоко ушедший в бревно наконечник.

– Жаль только, что стрелу загубили, – вставая вымолвил он. – Не рубить же теперь колоду!

– У нас еще три осталось, – успокоил его Микулка. – Больше все равно не понадобится.

Он закинул лук на плечо, переступив через обрывки разлохмаченной тетивы и бодро направился к Твердоярову дому. Друзья двинулись следом, прикинув время по размытому тучами солнцу, их лица не светились Микулкиной радостью, в глазах отражалось скорее задумчивое беспокойство, да и говорить не хотелось – каждый уже жил ожиданием полдня.

Завтрак тоже в глотку не лез, хотя все понимали, что обеда не будет, да и ужин вилами на воде писан. Даже Ратибор без всякого удовольствия сжевал только пару цыплят, миску каши и полголовы сыра, а пиво лишь пригубил, ну может парой глотков промочил горло.

– Времени мало, – промакнув рушником губы, тихо вымолвил он. – Так что надо все хорошенько продумать, чтоб потом не наломать дров в горячке. Лук-то Микула сделал, но этого мало, потребно еще с умом его применить. Не в чистое же поле выходить супротив такого Змеища! Что мыслите?

Хозяйка убирала посуду и почти нетронутый завтрак, Твердояр сидел молча, хмурые брови нависали над очами, как крутой берег над темным омутом. Микулка призадумался и спокойно ответил:

– Мне думается, на Змея надо напасть из Днепра. До срока схорониться в воде, а как поганая гадина над столбами зависнет, бить ее влет. В чистом поле у меня случая не будет, Змей просто шарахнет огнем как узрит, вот и весь сказ. И костей от меня не останется… Река же и от огня сбережет, и от зоркого глазу.

– Хорошая думка, – согласился стрелок. – А чем мы подсобим?

– И не думайте! Коль у меня что-то не сладится, погибну один, а если и вы влезете, то вообще никого не останется. Тем более Волк от удара еще не оправился.

– Это я-то? – усмехнулся Волк. – Хорошо ж ты замыслил – без нас со Змеем сражаться… Думаешь нам меньше твоего охота? Нет, я уже в полном порядке, даже в ушах не свистит!

– Ладно тебе, не кипятись! – отозвался Сершхан. – Давайте без ума в пекло лезть не будем, других дел тоже сверх всякой меры и это чай не последнее. Наши потуги для Змея, все равно как для вола воробьиный плевок, а вот Микула со своим луком может и сдюжить. Нам же надо просто держать уши востро, сейчас все равно всего усмотреть не удастся, а по мере надобности нужные мысли сами придут. Чем меньше наперед все рассчитываешь, тем глаже потом дело деется. Али не так?

– Ну что ж… – согласно склонил голову Ратибор. – Тогда остается лишь ждать.

Дождь вяло сочился из светлеющих туч, мелкие капли накинули на речную гладь тонкую паутину разбегающихся кругов, а воздух насквозь пропитался сырой серой моросью. Днепр медленно тек сквозь густую сонную тишину, только вода тихо журчала в прибрежных камнях и корягах.

Их было не счесть вдоль пологого берега: притопленные бревна поблескивали влажными, будто живыми, боками, слегка колышась на спокойных волнах, черные корни деревьев, подгнившие от вековой сырости, тянулись в небо корявыми узловатыми пальцами, шевелились, словно в призывных магических знаках. Торчащие из дна коряги, забитые тонким речным песком, лохматые травянистые островки и мелкие кочки топорщили воду, пытаясь приостановить течение могучей реки, но она не сдавалась, оббегала их медленными водоворотиками, хитро проскальзывая в узких местах и с силой пробиваясь в широких рукавах между отмелями. Мелкая гнусная мошкара роилась над ними, что-то выискивая по своим мелким надобностям, иногда крупная рыбина, выпрыгнув из воды, выхватывала из густого роя легкую добычу.

Микулка сморщился от поднятой рыбой брызг и тихонько ступил по илистому дну. Вода доходила до подбородка, щекоча кожу прохладными пальцами волн, а большой клок травы и темного ила на голове, словно шапка-невидимка, скрывал его от взора трех самострельщиков, мывших у берега ложки после сытного обеда. Только глаза чуть поблескивали в переплетении стеблей, зато мокрый ил так замазал лицо, что и с пяти шагов не признать человека – кочка и все.