Воин. Знак пути - Дмитрий Янковский

Вдруг он пошатнулся, баклажка отлетела шага на три, и странно завертелся, уронив пленницу. Больше всего он теперь походил на глупого щенка, пытающегося укусить свой блохастый хвост. Сотоварищи пьяно заржали, тыкая в него волосатыми пальцами, пока не разглядели, что вместо хвоста из его поясницы торчит рукоять заступа. Мужик плюхнулся в смешанную с кровью грязь уже в полной тишине, только струи дождя по прежнему хлыстали землю, пополз как вытащенная из реки берегиня, ноги отказали, болтались бесчувственными веревками. Заступ подрагивал будто рыбацкая острога, Волка аж передернуло от жутковатого сходства.

– Да что вы на меня уставились? – развел руками Ратибор. – Не могу я смотреть когда баб забижают!

Друзья действительно не сводили со стрелка глаз, но во взглядах сквозило скорее уважение за прекрасный бросок, чем осуждение за несдержанность.

– Вон они! – заорали из толпы. – На крыше упрятались!

– Огня давайте, надо избу запалить!

– Да где ж его взять-то в эдакой сырости?

– Держите!

– Ловите!

– Уйдут ведь дворами!

Но запаниковали не все, самые бывалые сорвали с поясов веревки и раскрутив над головой швырнули утяжные петли в безоружных витязей. Ратибор увернулся, только левая рука попала в цепкое веревочное кольцо, Волк перекатом ушел от двух петель, одна из которых поймала Микулку за шею. Паренек с хрипом покатился по гонтовой крыше и шлепнулся в грязь как жаба с княжьего терема, стрелок раздирая рубаху соскользнул следом, но тут же стал на ноги и в три мощных рывка подтянул держащего веревку мужика, у того аж сопли на сажень вышибло богатырским ударом, может даже вперемешку с мозгами.

Микулка легко разорвал душившую петлю словно полотняную ниточку, только треснуло куда громче, и бросился на помощь Ратибору, бившемуся великолепной свилей в самой гуще толпы. Стрелок ужом уворачивался от рогатин и кольев, кулаки и ноги разили с расчетливой точностью, а по лицу не пробегала даже рябь озлобленности или страха. Микулку резво приперли рогатинами к мокрой стене, но вызвав дремавшую силищу он смял дреколье одним махом, как ветер сминает траву в чистом поле.

И тут по толпе и без того опешивших уличей прокатилась волна настоящей паники – Волк, обернувшись зверем, медленно проявился из дождевых струй, клыкастая пасть злобно зияла красным, а под вымокшей шерстью перекатывались холмики напряженных мышц. Горожане застыли, словно первобытный ужас проморозил их до мозга костей, десяток взглядов неотрывно и обречено глядел прямо в страшную пасть огромного зверя.

– Спасайся кто может… – осипшим голосом прохрипел худощавый горожанин, выронив в грязь двузубые вилы.

Этого жалкого звука оказалось достаточно, чтоб придать поредевшей толпе возможность двигаться, уличи рванулись к околице со скоростью ветра, нехитрое оружие полетело в стороны с треском и шлепаньем. Только матерый предводитель не собирался ни бежать, ни сдаваться, даже жуткий вид Волка в зверином обличье не очень-то напугал лишенного воображения пахаря. Зверь, он и есть зверь, какого ж лешего его бояться, когда в руках ладный топор?

Волк прыгнул с разрывающим душу рыком, но в звериной шкуре биться не выучился, еле увернулся от сверкнувшего лезвия и звучно схлопотал обухом промеж островерхих ушей. Он шлепнулся у забора, словно огромная мокрая шкура, даже не взвизгнул и медленно, с треском и дерганьем стал превращаться в витязя с окровавленной головой. Его противник усмехнулся щербатым ртом и осторожно двинулся на Ратибора с Микулкой, тяжелое лезвие топора плавно покачивалось, будто примеряясь к желанной цели, мозолистые руки перехватывали рукоять то так, то эдак. Стрелок с силой оттолкнул паренька, спасая от сверкнувшей в воздухе смертоносной дуги, сам поднырнул под удар и успел не только шарахнуть улича ногою в живот, но и отскочить от второго удара. Горожанин злобно взревел и принялся сечь топором во все стороны, пытаясь все же достать верткого супротивника, но это было не так-то легко, хотя Ратибор начинал уставать все больше, все медленнее становились прыжки и увертки.

– Микула!!! – раздался откуда-то сверху знакомый голос и обернувшийся паренек успел поймать брошенный Сершханом меч в ножнах.

Улич, узрев выскочивший из деревянной темницы клинок, замер и медленно попятился, выставив лезвие навстречу врагу, в его глазах быстро угасло желание драться.

– Беги! – сквозь зубы вымолвил Микулка.

Дважды упрашивать не пришлось, предводитель отшвырнул топор, повернулся и что есть сил бросился к городу, только глаза привычно косили на оставшихся за спиною противников.

Не успел он скрыться за дождевыми струями, а Ратибор уже бухнулся на колени, ощупывая неподвижно лежащего Волка, Микулка помог подняться утиравшей слезы жене Твердояра и одним ударом вышиб подпиравшую двери рогатину. Хозяин слетел по крыльцу чуть не кубарем, обнял женщину и на руках внес в избу.

Сершхан свесил ноги с гонтовой крыши и опасливо поглядел вниз.

– Как вы прыгали с такой высоты? – удивился он. – Нет, я уж лучше слезу как залезал…

Он скрылся из виду, загрохотал бревнами дровяного сарая и через несколько мгновений выскочил через дверь, помочь Ратибору дотащить до крыльца бледного как сама смерть Волка. Хозяин суетился, не знал что делать, что говорить, но стрелок поймал его за плечо, тихонько встряхнул и спокойно, отчетливо вымолвил:

– Все кончилось! Успокойся! Положи жену, с ней все в порядке, тащи теплую воду и кучу чистых тряпиц. Соратнику нашему худо!

Кузнец словно на столб натолкнулся, с глаз медленно сошла пелена яростного безумия, а лицо выразило подобие ясной мысли, он оглядел жену, аккуратно усадил на лавку и бросился к печи, замешать теплую воду.

Волк постепенно приходил в себя – дыхание стало ровным, глубоким, с губ перестала сходить розоватая пена, а с лица ушла смертельная бледность и окружившая глаза синева. Друзья уложили его в тепло у печки, Ратибор возился, обмывая от крови волосы вокруг драной раны.

– Ничего… – шептал он, успокаивая сам себя. – Бывало и хуже! Черепушка цела, а остальное зарастет как на волке.

Витязь и впрямь вскоре пришел в себя, даже улыбка коснулась постепенно розовеющих губ.

– Надо учиться… – едва слышно произнес он.

– Что? – наклонил ухо Сершхан.

– Надо учиться воевать в шкуре зверя. – пояснил Волк. – Это куда труднее, чем кажется, все видится как-то не так – мир стал огромным, ворог в два раза выше, а собственная задница в два раза тяжелее. Да и глаза смотрят иначе, не сразу-то разберешь что к чему.

– Успокойся! – улыбнулся Микулка, прикладывая ко лбу раненного обрывок влажной холстины… – Выучишься еще! У меня последнее время тоже чего-то с глазами творится, сам иногда не пойму. И с ушами, и с носом…

Ратибор заинтересованно поднял взор, а Сершхан настороженно прислушался.

– Это ты еще расскажешь, – кивнул стрелок, – Чуток попозжее. Сейчас есть дела и более важные. Я тут за Волком пригляжу, а вы, други, делом займитесь. Ты, Микула, должен луком заняться, возьми коваля на подмогу, заодно от грустных дум отвлечешь. Сершхан пусть оттянет поверженных за околицу, не собираюсь я их хоронить, а после поглядит за побитым воинством, куда пошли, что замышляют, что делают. Только будь осторожен! Еще один раненный нам ни к чему.