Воин. Знак пути - Дмитрий Янковский

Пот сочился, заливая лицо, с бровей срывались густые соленые капли, роняя на утоптанный пол отражения гудящего в горне пламени. Едва просохшая после дождя одежка снова намокла, пропиталась потом до нитки, с волос тоже капало, приходилось постоянно утираться рукавом свободной руки. Багряная полутьма кузни сгустила воздух до удушливой духоты, запах пережженного угля и железной окалины начинал ощутимо кружить голову. Микулка наяривал горн, меха мерно вздувались и выталкивали плотный воздух в раскаленный жар пламени, словно великан своим дыханием раздувал небывалый костер.

Твердояр работал умело, звонко вышибая молотом снопы желтых искр, раскаленный булат поддавался легко, принимая и меняя форму словно облака на закате.

– Наяривай шибче! – на выдохе вымолвил он. – Для доброй закалки булат потребно до белого каления довести.

– Куда уж шибче? – сморщился паренек. – И так воздух плавится, да и руки не каменные, вон уже мозоли натер!

Под молотом алел наконечник стрелы небывалых размеров – в три пяди длиной и в полторы шириной. Коваль отказался делать его плоским, как хотел Микулка, начал выводить четыре скрещенных лезвия, плавно сходящихся в узкое граненное острие, страшно было даже представить, что может сделать такое с податливой плотью. Но не против обычной плоти готовилось оружие, потому-то кузнец и настоял на своем.

– Каждая грань придает прочности, – пояснил он. – Острие можно вывести гораздо острее, не боясь излома. А плоский наконечник будет либо туповатым, либо ломким, а для нас это нынче не гоже…

Твердояр бросил остывать заготовку и вытянул из горна другую, оглядел, примерился, ухнул тяжким молотом, только искры во все стороны, а железо смялось, будто сырая глина. Работа шла споро, в кадушке с водой остывало уже три граненных острия – только заточить и на стрелы приладить.

– Четырех хватит! – устало вытер пот паренек. – Я ведь не на охоту… Много стрелять эта тварь мне не даст, а огромные стрелы только мешаться будут. Тут уж или попал или нет.

– И то верно! Ладно, горн уже не остынет, поди к жене, скажи чтоб состряпала что-нить. Кишки скоро друг друга поедом поедят. И возьми у ней пеньки, попробуем тетиву сплесть.

Микулка вылез из кузни как барсук из норы, предложенный хозяйкой рушник мягко смахнул пот с лица, а за дверью по прежнему шумел дождь, манил влажной прохладой, тихого вечера. Он вышел на крыльцо, тихо скрипнув ладно пригнанной дверью и с насаждением подставил лицо под прохладные струи. Быстро стемнело, в паре окошек замерцали огоньки лучин, но Твердояр жил богаче, хозяйка запалила три масляных плошки, расставив их на столе и в углах задней стены. Тихо… Спокойно… Микулка вздохнул и вернулся в дом, плотно прикрыв за собой дверь.

Волк быстро приходил в себя, пробовал даже вставать, но Ратибор и слушать о том не хотел, хлопотал вокруг друга словно возле малой дитяти: постоянно менял тряпицы, что-то бурчал, будто старый дед, отпускал свои грубоватые шуточки. Рана уже перестала кровить, щеки налились здоровым румянцем, а глаза вернули привычный задорный блеск.

Из большого горшка в печи разливался густой аромат доброй сыти, хозяйка то и дело помешивала густое варево длинной ложкой, губы аппетитно причмокивали, пробуя похлебку на вкус.

– У вас веревка пеньковая есть? – спросил Микулка, присев на самый краешек лавки. – Надо начинать плести тетиву, неизвестно как дело пойдет, а к утру все должно быть готово.

Взяв большущий моток веревки, он снова спустился в кузню, где Твердояр доводил наконечники на звонком точильном камне.

– Ну что, – с легким оттенком хвастовства поднял голову коваль. – Готова работа! А как стрелы? Обтесал колья-то?

– Да вот же они, в углу стоят. Только каким пером оперить такие?

– Пером не оперить, – кузнец вытер руки о фартук. – Но можно попробовать навязать на конце пеньковую кисть – наконечник тяжелый, стрела должна пойти ровно. Но это пробовать надо, иначе никак.

Они вместе приладили наконечники на толстые древка, туго примотав для верности пеньковой веревкой, Микулка уже начал вязать кисти для другого конца, но в полутьму кузни просунул голову Ратибор.

– Сершхан вернулся, – коротко сообщил он. – Вылезайте, садитесь за стол, как раз вечеря готова, заодно и послушаем что к чему.

Они забрались в дом, слили друг другу из деревянной кадушки, смывая копоть и серую пыль железной окалины, отерлись рушником и уселись за стол – хозяин во главе, а Микулка с друзьями, на краешке лавки.

– А я мимо бабки шел и прихватил остатки наших харчей, – Сершхан передал хозяйке увесистый мешок. – А то такую толпу прокормить – дело не легкое. Особливо Ратибора, тот вообще ест столько, сколько око зрит.

– А на вид вовсе не толстый… – улыбнулась женщина.

– Да ему просто в прок не идет, – свесив с печи ноги, отозвался Волк. – Скока входит, почти стока выходит. И не смотри на меня так! Не хочу я лежать, когда вы трапезничаете! Тоже мне, нашли хворого… Что я по башке в первый раз получил?

– Ладно, садись! – отмахнулся стрелок. – Только зазря не храбрись. Зашиб головы – дело серьезное, никогда не знаешь, каким боком вылезет. И когда. Я вот знавал одного…

– Потом расскажешь! – остановил его Сершхан. – Кушать уж больно хочется, тем более что днем нас нежданно прервали. А перебить добрый обед – не меньшее лихо, чем оборвать хорошую песню. Ничего, Ящер на том свету задаст лиходеям жару, будут воду тягать, пока ноги до ушей не сотрутся.

Он вытащил из-за пазухи ложку и причмокнув губами, принялся наворачивать исходившую паром похлебку, в ней были и куски мяса на плоских ребрышках, и вареные корни, и большие куски сытных грибов, у остальных тоже аж за ушами трещало, а надломленный каравай посреди стола источал запах горячего хлеба.

После такого обеда не до работы, Волк так вообще еле до печи добрел, завалился на полати и мигом заснул сытым здоровым сном.

– Ежели он так ест, – удивленно поднял брови хозяин. – То хворать будет не долго…

– Во-во! – кивнул Ратибор. – Меня точно ни одна хворь не берет!

– Здоров ты врать! – усмехнулся Микулка. – На Перевале чуть дубу с застуды не врезал!

– Так там еды не было вовсе! – пожал плечами стрелок. – Странно, что вообще выжил… Ладно вам скалиться! Сершхан, рассказывай, что вызнал за околицей.

– Добрых вестей мало… – нахмурился витязь. – Только та, что горожане ушли и вертаться не думают. Деревня далеко, ходить сюда незачем, разве что лихо на свои головы кликать. Коваль ведь сам товар в город носит, а больше им тут ничего не потребно. На Руси ведь оно как? До Царьгрда вроде и далеко, но дорожка проторена, хожена-перехожена, все опасности известны наперечет. А соседняя деревня хоть и под носом, а получается не ближе Царьгрда – в лесу лишь звериные тропы протоптаны, болота кругом, чего откель ждать, неизвестно. Опять же – упыри кругом, всякая нежить, твари ночные, оборотни и вурдалаки. Боязно горожанам! Это мы с вами по всей Руси вдоль и поперек хаживали, а им с непривычки? Так вот оно… Увидали как Волк обернулся, ну и замарали портки. Не мудрено… У меня у самого волосы дыбаком стали.