Разлом - Михаил Тырин

– Почему открывать порталы в Центрум могут лишь немногие, хотя генетически этой способностью обладает практически любой рожденный на Земле человек? – снова задал вопрос Виорел.

– И почему же?

– А я не знаю! – весело расхохотался тот, но вдруг сделался необычайно серьезным, словно кто-то выключил улыбку на его лице. – Но думаю, тому есть причина. Мне кажется, все без исключения проводники – лишние люди. Не нашедшие своего «я», не сумевшие до конца реализовать себя в родном мире. И мироздание, почувствовав это, выталкивает, извергает из себя чужеродное тело, позволяет такому человеку уйти, дает ему шанс начать новую жизнь под другим солнцем и другим небом. Это, если хотите, одно из проявлений высшей вселенской справедливости.

Ударник задумался. А что, в общем и целом логические построения Виорела выглядели весьма стройными, хотя он, признаться, и не ожидал от этого странного человека склонности к философии. Если подумать, его самого и вправду почти ничего не держало на Земле, вся его жизнь так или иначе протекала тут, в Центруме. И кого бы он ни вспоминал из своих коллег-пограничников, никто из них не согласился бы по доброй воле навсегда остаться на Земле. Вернуться сюда хотели все. Даже те, кто толком не мог сформулировать для себя причины этого стремления.

Словно в ответ на его мысли откуда-то из глубин развалин раздался низкий загробный хохот. Ромка вздрогнул.

– Так, друзья мои ситные, а давайте-ка укладываться баиньки, – хлопнул в ладоши Виорел, точно этот нечеловеческий звук послужил для него условным сигналом. – Только сперва нужно утвердить график дежурств для поддержания огня и охраны лагеря.

– Я послежу, – произнес из темноты Поганый, – все равно спать не хочется ни фига.

– Тогда через два часа я тебя сменю. Следующий – Ударник, потом – Ромка, потом – Костя. Допивайте чай и полезайте в машину. Передний и задний диваны там раскладываются.

Из ночного мрака снова послышались приглушенные завывания, а над ярким пятном костра что-то пронеслось с тихим шелестом и кануло во тьме – что-то, похожее на крупную летучую мышь.

Остаток ночи прошел в целом спокойно. Разбуженный Виорелом Ударник, ежась от ночного холода, покинул уютный салон локомобиля. Костер едва теплился, и жара уже практически не давал. Иван решил не раздувать огонь сильнее прежнего и экономить валежник, чтобы его хватило до утра, поскольку идти в непроглядной тьме в поисках сухих веток совершенно не хотелось.

Со стороны руин по-прежнему доносились стоны, протяжные вопли и трескучий клекот, но Иван уже привык к этим звукам, перестав обращать на них внимание. Над костром еще несколько раз вспархивало что-то большое и шелестящее, но разглядеть во тьме летучую тварь было решительно невозможно. А где-то невдалеке, примерно в километре отсюда, клубился извечным туманом Разлом.

Спустя условленное время он растолкал мирно посапывающего Деда – тому, по-видимому, жутко не хотелось вылезать на ночной холод, а может быть, даже стало немного страшновато, но он старался не подавать вида. Убедившись, что все в порядке и Ромка занял пост возле костерка, Иван отправился досыпать.

Утро выдалось холодным и туманным. Стылый ветер нагнал низкие облака, укутав небосвод от края до края. Костер почти догорел, и отыскать топливо для него оказалось непростой задачей: ветки низкорослого кустарника, еще вчера совершенно сухие, за ночь стали влажными от росы. Перепачкав пальцы густой тягучей смолой и изрезав колючками, Ударник наломал немного веток и бросил их на угли, однако они отказывались гореть, вместо этого звонко трещали и дымили.

Позавтракав в молчании галетами и допив остатки вчерашнего чая, они собрали вещи, затоптали кострище и двинулись в путь. Иван в последний раз поглядел на утопающий в тумане угловатый силуэт локомобиля: машину и офицерские документы решено было оставить здесь и дальше двигаться на своих двоих. Когда они спустились с холма, облака на востоке окрасились золотистой охрой: там, по заведенной миллионы лет назад традиции, выплывало над горизонтом солнце.

Если бы Иван не знал, что когда-то на этом месте стоял довольно большой и цветущий город, он принял бы это место за развалины средневековой крепости. За минувшие годы природа почти отвоевала некогда захваченную человеком территорию: в заросшей травой торной тропе лишь местами угадывалась брусчатка мостовой, под ногами скрипели мелкие камни, кирпичное крошево и осколки керамики. Стены близлежащих зданий тоже были наполнены совершенно иной жизнью: каменные основания цокольных этажей сплошь заросли мхом, а возвышающиеся над ними кирпичные стены обвил вьюн, скрыв под собой зияющие провалы окон и некогда подпиравшие балконы каменные колонны. Крыши давно провалились, кое-где не сохранилось и межэтажных перекрытий, только торчали из стен обломками гнилых зубов проржавевшие стальные балки, да вела в никуда рухнувшая через два пролета на третий каменная лестница. В одном из укрытых травостоем дворов им встретились ржавые останки древней машины: огромное колесо с порыжевшими стальными спицами в руку толщиной да истлевший до дыр прямоугольный капот, в провалах кожуха которого угадывалось сложное переплетение труб и клапанов. Пустота, тлен и запустение.

– И что ты собрался тут найти? – недовольно проворчал Алекс, обращаясь к Ударнику.

– Вход в тоннель. Если верить карте, это где-то в восточной части города.

Пространство между полуразрушенными зданиями, некогда бывшее улицей, уходило вдаль, а сами дома становились выше, обступая путников с обеих сторон, точно каменная стража. Им то и дело приходилось продираться сквозь плотные заросли колючего кустарника и перелезать через преграждавшие путь каменные завалы, образованные фрагментами рухнувших стен. Сквозь трещины в фасадах пробивались чахлые деревца, а в одном из домов наружной стены не было вовсе: она провалилась внутрь каменной коробки, обнажая полуистлевшие и выщербленные ветром деревянные перекрытия. Тихо, только скрипит где-то на ветру повисшая на одной петле пустая оконная рама.

Шедший впереди Алекс внезапно замер и предостерегающе поднял руку. В первое мгновение Ударник не распознал причины этой остановки, но тут же заметил краем глаза какое-то движение и оцепенел – под его ногами метнулась в сторону стремительная тень.

Некоторое время ничего не происходило, и они снова осторожно двинулись вперед, но теперь хруст щебня под ногами казался Ивану оглушительным, как раскаты грома. Вверху между щербатыми стенами снова мелькнуло что-то темное, в воздухе раздались слабые хлопки, словно на ветру заплескалось полотнище флага. Здесь, в Центруме, нет крупных птиц, только на побережье моря в Цаде и Джавале обитают похожие на чаек пернатые, питающиеся рыбой. Откуда им взяться тут, среди развалин Лифанейла? Поганый замедлил шаг и вытащил позаимствованный у сурганского офицера пистолет. Лязгнул затвор. В ту же минуту откуда-то сверху посыпались водопадом мелкие камни. Оглянувшись, Иван наконец увидел источник всех этих неприятных звуков.

На полуразрушенную башенку, венчавшую торец увитого плющом четырехэтажного дома, мерно взмахивая крыльями, опустилось странное существо. Оно не было птицей, скорее, летающим ящером. Кожистые перепончатые крылья имели размах более четырех метров, а на их сгибе виднелся костяной вырост, созданный, вероятно, для удобства лазанья по деревьям. Покрытое серой чешуей тело птеродактиля продолжалось длинным и тонким, наподобие крысиного, хвостом. Усевшись на вершине башни, будто горгулья, ящер задрал к небу длинный острый клюв, усеянный тонкими иглами-зубами, и издал пронзительный трескучий клекот. Из какой преисподней вынырнуло это чудовище, оставалось только догадываться.